46 интервью с Пелевиным. 46 интервью с писателем, который никогда не дает интервью

— Были и другие упреки — в романах «ДПП (нн)» и «Священной книге оборотня» есть повторения, многое уже знакомо. Но этого нельзя сказать о вашем романе «Шлем ужаса» — там действительно новый подход?

— Знаете, любой человек повторяется, просыпаясь утром. Кроме того, во всех моих книгах одни и те же буквы. Про это тоже можно сказать. Я не знаю, что такое новый подход, старый подход. Читатель ищет в книге не новизны, а чего-то другого. И писатель пишет книгу тоже не для того, чтобы сказать что-то новое. Это для него такой же акт, как для паука — производить паутину. Если муха говорит «в этой паутине нет ничего нового», паук может быть уверен, что уже выполнил свою задачу.

— Есть ли у вас четко продуманный план, когда вы начинаете писать рассказ или роман? Как начинали, например, роман «Шлем ужаса»?

— С ужасом.

— Поговорим еще об этом романе. Вы, наверное, пионер Интернета среди русских писателей, и, если не ошибаюсь, Интернет является для вас каким-то пространством свободы. А в «Шлеме ужаса» Интернет становится лабиринтом, даже тюрьмой?

— Интернет не является пространством свободы. Пространством свободы может являться только ум. Все то, во что помещают ум, становится его тюрьмой.

— «Шлем ужаса» соединяет элементы буддистской философии и chat’а в Интернете. Как встречаются для вас Интернет и буддизм?

— В уме.

— Когда и как вы познакомились с буддизмом?

— Это было около двух тысяч лет назад в Бенаресе. Я не помню точных обстоятельств.

— Для меня буддизм в ваших произведениях — это пространство и неожиданные возможности — как в рассказе «Жизнь и приключения сарая Номер XII». А для вас?

— Буддизм — это бирка, которую можно клеить на мои книги. Мне это не обидно. Можно ее и не клеить. Тоже не обидно. Буддизм — это просто осознание того факта, что все происходит исключительно в уме.

— Почему вас так интересует психоделический опыт?

— Уже не интересует. Трезвость гораздо более сильный наркотик.

— Какой ваш любимый роман в жанре научной фантастики?

— «Туманность Андромеды» И. А. Ефремова.

— Как вам фильм «Матрица»?

— Первый — хорошо. Остальные — нормальный бизнес-проект, но не очень трогает.

— Что для вас значили инсталляции Кабакова?

— Инсталляции Кабакова.

— Вы сегодня один из самых знаменитых русских писателей. А насколько адекватно воспринимаются ваши произведения в России?

— Не знаю. Я не знаю даже, насколько адекватно я их пишу.

— Вы часто говорили, что нет ничего хуже для писателя, как участвовать в так называемой литературной жизни. А вы все-таки довольно сильно реагируете на критику — например, когда вы в «Generation «П»» сажаете критика ПБ в сортир…

— Наш президент Путин поставил перед нами задачу мочить врагов в сортире. Ничего личного.

— Вы говорите, что просто пишете для других такие книги, которые развлекали бы вас самого. Может быть, поэтому у вас, особенно в ранних произведениях, часто бывает хеппи-энд или, во всяком случае есть какой-то выход?

— Выхода нет. Это и есть выход.

— В связи со «Шлемом ужаса» уже нельзя говорить о хеппи-энд — наоборот, существует мнение, что этот роман оканчивает русский постмодернизм. Видите ли вы выход из этого лабиринта?

— Перестаньте думать, что вы в лабиринте.