46 интервью с Пелевиным. 46 интервью с писателем, который никогда не дает интервью

Пелевин: Я сейчас пишу роман, но даже не знаю, когда его закончу, потому что у меня сейчас нет жизненной необходимости срочно продать рукопись. Меня очень занимает, чем же кончится эта книга. Измерение, которое я описываю, успело несколько раз измениться. Книга может в результате получиться короткой. Мне это интересно, и я не хочу никуда спешить. Если у меня это займет еще несколько лет, то я не вижу в этом ничего страшного.

Вопросы из зала

Татьяна Спектор (США): Ваши произведения часто переводятся на английский язык таким образом, что из них исчезает большая часть айсберга. Что вы об этом думаете?

Пелевин: Это делается специально, чтобы айсберг прошел в сознание к западному читателю. Я сам редактирую английские переводы. Я вполне доволен тем, как на английский перевели «Чапаева» и «Generation П». В «Generation П» были большие проблемы с рекламным блоком потому, что у моего английского переводчика нет никакого таланта к сочинению слоганов, хотя он очень хороший литературный переводчик. И все слоганы на английском мне пришлось сочинить самому, у меня на это ушли две чудовищные недели в Германии, но мне кажется, что это получилось.

Ёсивара-сан, японская переводчица» Жизни насекомых»: Недавно я перевела несколько рассказов Платонова. В чем для вас очарование Платонова, какие произведения вам нравятся?

Пелевин: Мне совершенно непонятно, что останется при переводе Платонова, у него все дело в структуре предложения. Есть такой современный русский артист Петр Мамонов, он выходит на сцену и через мимику изображает распадающееся сознание, которое еле-еле держится вместе какими-то скрепами. Платонов это делает на уровне языка. Такого писателя не могло быть в 19-м веке. Платонов, если можно так сказать, лингвистический хибакуся. Это был бы самый правильный термин, если сравнить октябрьскую революцию с ядерной атакой.

У меня с Платоновым интересные отношения. Первая книга, которую я прочитал, была» Котлован». Я не знаю, что на меня сильнее подействовало: сам текст или тот способ, которым я его проглотил. Это было время самиздата, и в России такие книги было очень опасно иметь, возможно, эта опасность преувеличивалась, но проблемы, конечно, могли быть. Их давали почитать на день, на два. Мне дали почитать «Котлован» на ночь. Передо мной стояли часы, стрелка двигалась по кругу, я перекидывал страницы. К утру, когда за окном уже было светло, я достиг вполне измененного состояния сознания. С тех пор я живу с ощущением, что Платонов необычный и удивительный писатель, но недавно я подумал, что, возможно, тот же эффект был бы достигнут, если бы я таким образом прочел телефонный справочник.

Вопрос: Непосредственно перед Японией вы были в Китае. Что вас туда привлекло?

Пелевин: В Китай влечет очень много всего. Я очень люблю древнюю китайскую литературу. Очень многие направления человеческой мысли, которые меня всерьез занимают, возникли там. Я не понимаю, почему я только сейчас попал в Китай и почему я не езжу туда последние десять лет. Мне кажется, что у этой страны огромное будущее. Там чувствуешь прошлое и будущее и стоишь как бы на сквозняке, который дует из одного места в другое. К тому же каждый пятый человек на Земле — это китаец.

Вопрос о поездках в Южную Корею

Пелевин: Я езжу туда по причинам, никак не связанным с литературой. Мне очень нравится эта страна, но я приезжаю в Сеул не для того, чтобы заниматься деятельностью, связанной с книгами. Я приезжаю в храм Хагеса или храм Шинвонса. На этом все мои контакты ограничиваются. У меня выходили книги по-корейски. Но меня вот что очень развеселило. Мне дали книгу «Жизнь насекомых», а на нее мировые права у французского издательства. Оказалось, что перевод на корейский сделан с французского. Я подумал, что сейчас это надо перевести обратно на русский. Мне было бы очень интересно почитать.