460 дней в Четвертой Советской антарктической экспедиции

Чувствую себя по-прежнему как сонная муха. В Мирном ветрено, но прекрасно. Как хорошо, что купол позади. Сейчас снова спать. Странная психология здесь, в Мирном. Я закончил свою работу и прилетел здоровый, меня не «вывезли», и поэтому я «герой», «победитель». Я чувствую это по всеобщему уважению. Отсыпаюсь и не встаю на завтрак, и никто не скажет мне слова.

А вот к ребятам, которые там заболели, отношение почти презрительное, хотя вины их в том не было. Их отправляют на грязные работы не по специальности, и, пока я сплю эти три дня, прилетевший со мной больной перебирает каждый день картошку на складе.

День триста пятьдесят первый. Летали в Оазис Бангера на глубокое озеро под названием Фигурное. Там я должен был опустить тепломер. Вылетели в шесть утра.

Когда садились на озеро, боялись, что проломим лёд. Юра Робинсон при посадке открыл дверь и лежал около неё, смотря, не провалятся ли лыжи. Я был «связным», должен был дать команду пилотам «бить по газам» и уходить, если что… Все обошлось хорошо, но посадка получилась очень жёсткой. На поверхности совсем нет снега, она покрыта мелкими бугорками, как бы застывшими волночками или даже, скорее, чешуйками длиной двадцать сантиметров и высотой пять. Возникли они, наверное, при замерзаний под ветром. Ходить по ним очень тяжело, как по очень скользкому крупному булыжнику.

Измерения показали толщину льда 1,8-1,7 метра во всех пяти точках, где делались лунки и бросались грузики на тросиках, чтобы определить самое глубокое место. Глубины озера — 30, 40, 63, 57 метров. Затем зарядили четыре килограмма тола, сделали солидную дыру и опустили тепломер. На льду поставили палатку, в которой я установил чувствительный гальванометр для определения электрического тока термопары — тепломера; световой зайчик этого гальванометра скажет мне о том, сколько тепла и в каком направлении идёт через дно. Первые измерения примерно через два часа после установки тепломера показали только, что зайчик ходит беспорядочно вправо и влево по шкале отсчёта. Это значит обрыв линии. Где?

Дальше работать не пришлось. Моему помощнику Олегу Михайлову надо лететь в Мирный к «сроку», то есть провести наблюдения в точно определённое время.

На обратном пути сделали посадку на промежуточном аэродроме, который лётчики создали здесь, у края горной страны, для дозаправки.

Нас встретил «комендант» — поморник Фомка, большая чайка. Ещё осенью наши лётчики получили его в наследство от предыдущей смены. Нам рассказывали, что он прилетает всегда к самолёту, храбро садится рядом и ест из рук. Сейчас он тоже прилетел, сделал приветственный круг и сел около хвоста самолёта, считая, что это большая птица, поэтому располагаться у её клюва небезопасно. Однако из рук мясо не взял, подошёл не ближе чем на два метра и все время опасливо косился на нас. Когда кормил один человек, то он подходил ближе. Очевидно, считал, что оставаться один на один менее опасно.

Наевшись, Фомка отошёл в сторону и, нахохлившись, сел на лёд. Когда запустили моторы, он взлетел, но не улетел совсем, а начал делать круги над машиной, стараясь не попасть в струю. Подружка его в этот раз не прилетела, очевидно, сидит на яйцах. Интересно, что он думает о самолёте и всех нас, вылезающих из его живота. Наверное, принимает нас за цыплят этой странной птицы.

День триста пятьдесят седьмой. Сегодня снова летали в Оазис, но опять неудачно. Подлетев к нему, встретили сплошные облака. Завтра подъем в 4.30 утра, попытаемся лететь снова, уже на Ан-2. Для полёта на Ли-2 уже нет бензина.

8 декабря санно-тракторный поезд вышел наконец с Востока в направлении Южного полюса. Прошёл около 80 километров. Идёт челноком.

День триста пятьдесят восьмой. Только что вернулись из полёта на озеро Фигурное. Эксперимент наконец проведён. Обычного здесь ветра не было, его порыв не тряс палатку, а значит, не качал чувствительный гальванометр, так что пришедший со дна озера сигнал был чётко читаемым. Зайчик гальванометра уверенно отклонился по мерной линейке на другом конце палатки и стал как вкопанный в новое положение.

Но может быть, мы измеряем какие-то токи помех, а не слабый голос потока тепла Земли?

Мы вытащили на поверхность мокрый, покрытый зелёными ниточками водорослей тепломер, перевернули его «вверх ногами», так что его дно стало «крышей», и снова осторожно опустили на дно. Теперь надо, чтобы зайчик отклонился от своего положения на нуле на такую же, как перед этим, величину, но в другую сторону. Только тогда можно сказать, что ты измерил то, что хотел.

Я был почти уверен, что, пока мы делаем эти манипуляции, начнётся ветер или оборвётся какой-нибудь проводок и нарушится контакт или, наоборот, произойдёт где-нибудь короткое замыкание. Ведь должна же была Антарктида что-нибудь сделать, чтобы не открыть одну из своих тайн. Но эта капризная женщина была сегодня в хорошем настроении. Ничего не сломалось и не замкнулось, и зайчик так же