47 отголосков тьмы (Антология)

– Они трогали тебя, а я не вступился. Я стоял и смотрел. Это не они, а я трус и подонок.

– У них топоры, ты разве забыл? Чего б ты добился своим геройством, убили б тебя, и меня заодно. Да ты же и не молчал, ты отговаривал, ты боролся!

– Но они хотели изнасиловать тебя, лишь потом почему-то передумали. А если бы не передумали? Если бы все пошло по-другому, что тогда? Я бы так же стоял как истукан!

– У истории не бывает сослагательного наклонения, все в жизни происходит так, как происходит. Не мучай себя понапрасну, ничего ведь не случилось.

Серое облачко быстро оторвалось от меня и тут же исчезло куда-то. Кажется, ветер начинает немного крепчать. Помрачнело. На меня надвигается целый фронт облаков, их окраска неравномерная, но преобладают темные тона. Здесь есть все – и фиолетовые, и темно-зеленые, и даже коричневые оттенки. Некое дикое смешение, фантасмагория на тему мерзости жизни. Я вглядываюсь в быстро приближающийся клубящийся темный фронт, и меня охватывает беспокойство, тревога, растерянность перед чем-то непреодолимым и основным. Я оглядываюсь: некуда деться от надвигающихся мрачных туч, не-ку-да!

Странный хлопок, легкая тусклая вспышка, и я уже внутри темного фронта. Передо мной брат.

– Я подаю на тебя в суд, ты пьешь, ни о чем не думаешь, забыл про долг, а мне нужны деньги.

– Подожди немного, я раскручусь и рассчитаюсь с тобой. Я только что заключил контракт на поставку финнам десяти вагонов леса, есть и другие выгодные предложения, наберись терпения, брат!

– Нет, больше ждать не буду. Никогда ты ничего не заработаешь. Я заберу свою часть наследства, и, бог мне судья, я буду прав.

– Да, конечно, ты, как всегда, прав, а твой беспутный брат – нет. Но чем я виноват, что таким родился? Какая свобода воли, если я не могу по-другому жить? Хочу, а не могу. У тебя все получается, а у меня нет, как ни стараюсь. Все всегда идет не туда и не так. Только это одно постарайся понять.

Опять тусклая вспышка, мгновенная кутерьма вокруг, и передо мной мама. Она в своем пестром платье в мелкий синий цветочек и толстой малиновой индийской кофте на два размера больше.

– Зачем ты так одеваешься, это же нелепое цветовое сочетание, смешно со стороны.

– Ты никогда не говорил мне об этом. Да я и не обращаю особого внимания на одежду – было бы удобно и уютно, чего еще требовать от тряпок в моем возрасте?

– Но ты же приехала в мой круг, здесь интеллигенция, уровень, нужно это учитывать. Мне стыдно за тебя.

– Внешность ничто. Ты всегда придавал чрезмерное значение внешнему эффекту. Бесспорно, форма и содержание довольно тесно связаны, форма в какой-то степени отражает содержание, но что такое есть форма? Это утрированная видимость содержания.

Бам – что-то щелкнуло, и теперь я в офисе, напротив мой бывший начальник.

– Вы много лет были моим непосредственным начальником и всегда испытывали ко мне явную антипатию, почему?

– Ты завистливый и корыстный, у тебя слабые способности, и ты всегда хочешь получить больше, чем заслуживаешь, изо всего пытаешься извлечь сиюминутную выгоду.

– Но вы глубоко заблуждаетесь! Я совсем не такой, вы составили обо мне это ложное впечатление по тому времени, когда я был глуп и беспомощен. Я только начинал жизнь, был один, не знал, что и как вокруг. Я наделал тогда много ошибок, которые давно осознал и за которые теперь раскаиваюсь.

– Не надо оправдываться. В человеке базовые черты заложены изначально – они или есть, или их нет. Человек растет, учится, даже немного умнеет с возрастом, но количество доброты, зла, воли заложены в нем от рождения. Так вот, ты такой от рождения, как ни мимикрируй и не старайся выглядеть лучше. Я тебя сразу раскусил.

Рябь вокруг, легкое движение, и я стою за оградой церкви. Передо мной старенький храм в моем родном городе. Смотрю на стареньких бабушек в белых платках. Перед входом в церковь они крестятся с поклонами до земли, подают грошик трясущемуся старичку-нищему, заходят внутрь. Я испытываю неловкость за театральность происходящего. Поклоны, нищие – все как в сусальных фильмах про русскую старину. Прохожу за ограду, мгновенное желание перекреститься, но правая рука наливается такой тяжестью, что ее невозможно сдвинуть с места, не то что поднять ко лбу. К тому же сзади идут женщины, и мне кажется, я, мужик, буду выглядеть донельзя смешным перед ними со своими неумелыми движениями перстов.

Я торопливо поднимаюсь по скрипучим деревянным ступеням, распахиваю дверь и вхожу в храм. Там полумрак, впереди еще одни распахнутые двери, сквозь которые видны спины стоящих людей, иконы на стенах, алтарь с какими-то громоздкими золотыми украшениями. В воздухе странный запах – знаю, это запах ладана, я его всегда боялся, этот запах сопровождает похороны.

Слева вижу священника в рясе, подхожу.

– Зачем вся эта показуха, ведь одни бабки вокруг?