Я шагал по дороге, чуть сгорбившись, чтобы не светить лицом на городских камерах. Капюшон на голове, черный рюкзак за плечами, мост-эстакада под подошвами кед, и вот он — район, который я помнил.
На первый взгляд здесь ничего не изменилось. Все тот же мол слева, дома с подстриженными лужайками для тех, кто побогаче, справа, тот же ларек с мороженым, что и прежде, и даже тот же самый продавец улыбается такой же улыбкой. Но для меня этот мир стал навечно другим. А для всех этих людей не изменилось ничего. И я их за это ненавидел.
Люди продолжали жить, куда-то спешить, смеяться, а я словно застрял в пространстве между прошлым и настоящим. Ни туда, ни обратно. И нигде мне больше нет места. И нет никому дела.
Засунув руку в карман толстовки, я проверил, на месте ли газета, потому что знал: пока она со мной, я не собьюсь с цели.
Пройдя еще квартал, я остановился и поднял глаза наверх. Дом глядел на меня полуарками зажженных окон. О том, что год назад внутри произошел пожар, не напоминало ничего. Фасад перекрасили, выбитые рамы застеклили, даже лепнина, что той ночью сыпалась вниз, словно каменный град, выглядела как новая. Дом снова стал прежним, таким, как я помнил его в день переезда. Только я вот прежним стать не мог. Вся моя жизнь сгорела за одну ночь, прямо в неразобранных коробках.
Я достал из кармана сложенную в четверо пожелтевшую газету, открытую на развороте с пожаром, и едва сдержал себя, чтобы не смять ее в кулаке.
С фотографии на меня глядела вся его семья. Журналисты в статье выражали соболезнования, неравнодушные готовы были скинуться деньгами, только вот о моей маме и Лор не было ни слова. Словно нас и не существовало никогда, хотя квартира этажом выше, в которую мы въехали в тот день, сгорела полностью. Люди, которых я любил, превратились в пепел. Но самое главное — даже воспоминания о них никто не стал сохранять.
Я мог умереть тогда, задохнуться от дыма, попасть под огонь. Мог погибнуть от голода, когда из приюта сбежал, но я все еще был жив. И эта мысль не давала мне покоя. Потому что смерть никого не опускает просто так.
Я медленно поднялся по ступенькам. Пригладил ладонью волосы и позвонил в первую попавшуюся квартиру. Дело оставалось за малым — прикинуться другом младшего из Лавантов и узнать, куда они переехали. Вдох-выдох, улыбка на лицо. Стараться вести себя спокойнее.
Меня впустили с третьей попытки. Пожилая женщина, живущая на одной площадке с погорельцами. Она позвала выпить чаю, а потом трепалась слишком долго, но я покорно ждал и улыбался, иногда придумывал глупые истории из школьной жизни, вспоминая мнимую дружбу с Ником. Спустя полчаса она наконец выдала мне их новый адрес. В этот момент я подумал, что накопленных мною денег не хватит даже на билет. План созрел быстро. Я попросился в туалет и, пока хозяйка все еще сидела в гостиной, обшарил карманы и вытащил из сумки кошелек.
На следующий день я несся сквозь Лондон во весь опор, потому что меня искали. Полицейские наложили портрет вора на мою характеристику из приюта, и теперь у меня на хвосте был весь чертов Скотланд Ярд. Я прятался в подвалах, обходил стороной центральные улицы, залезал на крыши, чтобы переждать время до отправления поезда, но не рассчитал, что старуха выдаст полиции место, о котором я так усердно расспрашивал.
Меня взяли на вокзале.
Привезли куда-то в глушь и бросили в закрытой комнате ждать.
«Военная академия? Вы уверены? Лучше уж Эдмундс, чем тюрьма», — услышал я по ту сторону двери. Спустя секунду она распахнулась, впуская высокого статного мужчину. Максфилд, черт бы его побрал, уже тогда вёл себя нетипично. Он вывел меня на улицу и оставил. Беглого преступника. Кто так делает, вообще?
Даже бежать расхотелось, ей богу.
Единственная фраза, которую полковник мне тогда сказал, была: «С нами поедет моя дочь. Тронешь хоть пальцем — убью». И поэтому самое первое, что я сделал, оказавшись рядом с ней на заднем сидении машины, — взял за руку. На удивление, Виола не выдернула ладонь, а наоборот, так крепко схватила меня, что освободиться я смог бы разве что сломав собственное запястье.
— Ну и куда мы двигаем теперь? — спросил я не без доли энтузиазма в голосе.
— Понятия не имею, — ответила она, упрямо глядя в окно. Она не задавала вопросы, не пялилась на меня любопытным взглядом, не отшатнулась, брезгливо поморщившись. Словно мы были друзьями многие годы.
По правде говоря, я не нуждался в друзьях, тем более таких. Да, её присутствие было приятным, хоть и бесполезным, но она так напоминала мне Лор, что сопротивляться я не мог. Это потом меня на ней так переклинило, что не собрать, но сейчас не об этом.