– Все верно понимаешь, генерал! Чиновники в моем родном Нью-Йорке, да и не только в нем одном, не трогают тех, от кого зависит их сытая жизнь.
– Это все, потому что многие полицейские и судья не имеют образования, – прогудел простуженным голосом Бен. – Многие из них не грамотны настолько, что не могут написать и нескольких слов.
– Да, – покачал головой Орлов, – представляю, как у вас вершится правосудие.
– А вот так и вершится! В зависимости от того за кого воевал человек, за Юг или за Север, – поддакнул Джон.
– Ничего себе демократия! – воскликнул Неплюев. – Не дай Бог, если и у нас так будут решать в судах, виновен человек или нет.
– Да, наша демократия пока не совершенна, – согласился пинкертонец. Пока у нас политики могут приказать освободить преступников, уже признанных виновными. Но ничего, придет время, и правосудие будут вершить честные люди, мы все верим в это.
– Слыхал, Иван Иванович, что в других державах творится? – проговорил поручик, всматриваясь в неясные очертания лица инженера. – А ты еще ропчишь, по поводу нашего уклада жизни в империи! Чего трясешься всем телом? Замерз что ли?
– Пусть виски хлебнет, – проговорил Бен, пытаясь согреть себе дыханием замерзшие пальцы. – Мороз то вон крепчает!
– На корабле согреваться буду, – отмахнулся Неплюев, кутаясь в воротник. – Не уж-то вот так беспардонно и освобождают?
– Точно! – кивнул Джон, сделав глоток из бутылки. – У нас частенько арестованные мерзавцы, покидают зал суда свободными людьми, хотя их и приговорили к заключению. У нас ни один миллионер никогда не был повешен, какое бы он преступление не совершал, даже за жестокое убийство.
– Значит все кого у вас казнят, не имеют денег? – проговорил Орлов, вглядываясь в темноту.
– Верно! Или не имеют друзей среди политиков. Поэтому я и не хочу больше работать и жить, во всем этом и мириться с системой, где живут по волчьим законам. Пока наша общественность так запугана, что в полицейском, простые граждане видят не защитника их интересов, а граждане наших свободных штатов, видят в нем врага общества. Именно поэтому я все бросил и работаю теперь на порядочного человека.
– Смекаешь, Иван Иванович, что у людей творится? – проговорил Орлов, натягивая на руки перчатки.
– У нас народ, тоже не жалует третье отделение царской канцелярии, с их вооруженным корпусом жандармов, – возразил тот, пряча лицо в поднятый воротник.
– Не жалуют те, кто не дружит с законом, или суется в политику, – возразил поручик. – Те, кому хочется притащить на нашу землю смуту, революционную разного разлива! А к полиции народ в основном относится терпимо. Даже если это касается тех случаев, когда по поводу коронации, объявляется амнистия политическим, декабристы это или участники польского восстания, никто не осложняет работу полицейским.
– Это спорный вопрос, – буркнул инженер, растирая снегом замерзшие щеки.
– Ладно, Иван Иванович, спорить будем в другом месте. А, что касаемо вашей демократии и всего того, что у вас сейчас твориться, я тебе, Америка, так скажу… Думаю, пройдет какое-то время и все у вас с божьей помощью получится, встанет на свои места. Полицейские будут верны присяге, судьи чинить справедливый суд, ну а такие как ваш Чарли, будут сидеть в тюрьме.
– Твои бы слова, генерал, да Богу в уши! Я и сам себя этим тешу, хочу верить в то, что приличные люди нашего общества, к которым принадлежат не только граждане, но и духовное руководство, поймут, наконец, всю опасность, происходящего у нас в обществе. Положат конец издевательствам над законом и погонят поганой метлой, все это жулье и ворье, начиная от городских управ и заканчивая самим сенатом.
Все безобразия, о которых с болью говорил Джон, были отчасти известны Орлову, единственное чего он не предполагал, что они приобрели у американцев, такие чудовищные размеры и формы. И, что эти язвы, касались всех Соединенных Штатов Америки. Где не только города, но и целые штаты этой бурлящей, огромной страны, еще явно не созревшей до конца, варились, словно в гигантском котле, приправленные чудовищными пороками.
Американцам нужно было выстрадать свое очищение, пройти через кровавые годы беспредела, прежде чем общество отчетливо осознало, что оно катится в пропасть. Только после этого пришло прозрение и понимание того, что идеал свободы для всех, может легко оборачиваться опасностью для каждого. Придет время и, прикрываясь свободой экономической и политической, в жизнь каждого американца ворвется уродливая гримаса уголовного гангстеризма, который заставит ужаснуться всех американцев.
– Пусть офицер, даст своему Ивану хлебнуть виски, – проговорил товарищ Джона, – лежащий рядом с инженером. – Заболеет ведь человек! Вон как озноб его бьет.
– Эх, Тони, – проговорил Джон, – пусть хлебнет, я ведь уже предлагал.
– Ну, пусть хлебнет, – кивнул поручик, пытаясь получше рассмотреть, молчаливого товарища Джона. – А Тони не из Англии родом? Говорок у него, какой-то лондонский.
– Так и есть! – хохотнул американец. – Из самого Лондона.