49 часов 25 минут

Тогда Строкач осторожно пошевелил ногами, согнул их в коленях и, повернувшись на бок, полез в правый карман спецовки за спичками. Потом он так же осторожно повернулся на левый бок и полез в левый карман. Но спичек и там не оказалось.

— Хотя, — подумал вслух Строкач, — они же были у меня в руках, когда стала оседать порода. Точно, в руках. Я еще собирался закурить. Я закричал Антону: «К стене!» — и махнул рукой. Кажется, именно в этой руке и были спички.

Когда Строкач стал думать вслух, ему сразу же стало легче. Дыхание сделалось ровным, а перед тем было прерывистым и очень частым.

— Надо думать вслух, — сказал Строкач громко, — это я верно делаю, что думаю вслух. Мне станет стыдно перед самим собой, если что не так.

Строкач растопырил пальцы и стал шарить вокруг себя. Он искал спички, но пальцы натыкались только на куски породы. Строкач решил приподняться, чтобы потом стать на корточки. Но только он приподнялся, как голова уперлась в породу. Тогда Строкач решил промерить расстояние вокруг себя. Он развел обе руки и снова уперся кулаками в породу. Потом вытянул руки перед собой, но до конца распрямиться в локтях не смог: пальцы сразу же уперлись в холодный кварц.

«Я в мешке, — подумал Строкач, — а мешок маленький».

Вслух он говорить не стал, словно испугавшись, что эти страшные слова может услышать кто-то еще. Вслух он сказал:

— Сволочь! — И снова начал шарить пальцами вокруг себя.

«Сытин стоял около колодца, — думал Строкач, сидя, как слепой, с широко раскрытыми глазами и шаря пальцами вокруг себя. — Потом он быстро отскочил назад, а Андрей что-то закричал. Ермоленко успел уйти. Он минут десять как ушел. Интересно, нижний квершлаг завалило? Андрейка испугался здорово: у него даже лицо перекосило».

Строкач теперь прощупывал породу вокруг себя не так лихорадочно, как в первые минуты, а спокойно, методично. Он мысленно разделил площадь, на которой сидел, на квадраты. Сначала получилось десять квадратов. Потом он увеличил до двадцати пяти. А потом и до пятидесяти. Получилось хорошо. Сейчас нельзя было торопиться. И сейчас главное — во что бы то ни стало отыскать спички. Тогда можно будет сообразить, где Антон, а где Андрейка.

«Когда торопишься, — думал он, заставляя себя думать тоже медленно и спокойно, — тогда ничего нельзя найти. Это точно. Попробуй найди книжку в шкафу, если торопишься, — ни черта не найдешь».

Строкачу снова показалось, будто кто-то совсем рядом стонет. Сначала он решил, что это по-прежнему звон в ушах. Но потом он подумал: «А вдруг Андрейка?»

— Эгей! — закричал Строкач. — Кто там?!

Никто не ответил.

— Ерунда, — сказал вслух Строкач, — это просто звенит в ушах.

«Почему так испугался Андрейка? — снова подумал он. Эта мысль все чаще приходила ему в голову. — Почему он так закричал?»

— Наверное, он просто растерялся, — сказал Строкач громко. — Испуг — это совсем другое. Когда пугаются, тогда могут делать подлость.

Строкач вспомнил, как он испугался в ноябре сорок третьего, когда форсировали Днепр. Он попал из школы прямо в самое пекло. Он плыл через реку на стареньком катере. Этот катер был фанерным. А немцы беспрерывно били по реке трассирующими и зажигательными пулями.

Строкач сидел на палубе, согнувшись в три погибели: ему казалось, что так было безопаснее. Его все время знобило, хотя под ватником было теплое шерстяное белье. Вдруг у катера забарахлил мотор. Он остановился посредине реки, освещенной взрывами, прожекторами, линиями трассирующих пуль и пожарами на обоих берегах. Особенно страшно было, когда рядом плюхались мины. Они плюхались, словно разбитые яйца в сковородку с кипящим подсолнечным маслом. Одна мина разорвалась совсем рядом, и катерок прошило осколками. Тогда Строкач, обезумев от страха, кинулся к узенькому входу в трюм. Вход был закрыт спиной человека. Строкач закричал:

— Лезь вниз!

Человек не шелохнулся. Тогда Строкач стал бить в спину носком сапога: ему очень хотелось спрятаться в трюм, защищенный от стальных осколков фанерой. Человек, закрывавший вход в трюм, обернулся, и Строкач понял, что он пинал сапогами в спину девушку. Девушка была совсем молоденькая, беленькая вся, чистая такая и спокойная.

— Ну что ты, — сказала девушка чуть хриплым голосом, — ну что? Ты не бойся, пожалуйста.

И в это время на катере заработал мотор.

— Вот видишь, — сказала девушка, — теперь все в порядке, а ты меня чуть не убил.

Наверное, именно в эту минуту Строкач стал солдатом. Немцы, засевшие на левом берегу, хотели сделать его скотом, потому что тот, кто боится, тот и есть самый настоящий скот. Человек научился не бояться, поэтому он и стал человеком. А как только он снова выучивается страху, так он снова становится скотом.

— Прости, — сказал тогда Строкач, — мы еще с тобой увидимся.