***
Сразу по приходу флота в Артур, крейсера «Варяг», «Богатырь» и броненосец «Князь
Потемкин-Таврический» встали под угольную погрузку. С ними вместе готовился к выходу в
море и «Орел». На кораблях спешно ремонтировали боевые повреждения, а на вернувшихся
от Шантунга, еще и принимали припасы и снаряды. Оба броненосца требовали докового
ремонта во Владивостоке, поскольку к установке доставленных «Камчаткой» новых ворот для
имевшегося порт-артурского дока даже не приступали.
Объяснялось это одним простым фактом – Макаров прекрасно понимал, что работы эти
потребуют от четырех месяцев до полугода. Ведь нужно было еще набить свай и осушить
участок перед воротами. Поэтому после планировавшегося в течение пары ближайших
месяцев генерального сражения, флот рисковал вовсе остаться без дока в Артуре. Даже для
крейсеров. И командующий решил с этим повременить. Зато вовсю кипела работа по
достройке нового, большого дока напротив, однако, несмотря на все прилагаемые усилия, он
мог быть закончен только ко второй половине марта…
Если у «Князя Потемкина» требовалось «лишь» капитально заделать три снарядных
подводных пробоины, то для того, чтобы привести в полный порядок после подрыва на мине
«Орла», доковый ремонт требовался не меньше чем на месяц. Или кессон – на полтора...
Поэтому было принято решение, проведя бетонировку в двух смежных с поврежденным
отсеках, подкрепив переборки и усилив пластыри, довести броненосец до дока Владивостока,
где с помощью деревянной наделки обеспечить герметичность и восстановление внешних
обводов. До капремонта «Орлу» предстояло держать три носовых угольных ямы пустыми, две
со стороны левого, пробитого борта, и одну с правого. А часть угля принимали в батарею.
Как только отоспались измотанные во время боя и блиц-ремонта команды, четыре
корабля вышли в море. На «Варяге» шел контр-адмирал Руднев, которого срочно затребовал к
себе главнокомандующий вооруженными силами на Дальнем Востоке адмирал Алексеев,
перебравшийся во Владивосток вместе со своим походным штабом, дабы не мешать
Гриппенбергу воевать на суше. Евгений Иванович полностью ему доверял и счел лишним
давлением сам факт своего присутствия в Мукдене.
Кроме того во Владивосток необходимо было доставить группу раненых офицеров и
матросов, нуждающихся в возможностях медицины, отличных от условий блокированной
крепости. Таковыми врачи признали около ста восьмидесяти человек. Среди них были контр-
адмиралы Небогатов и Григорович, чье состояние врачи оценивали как тяжелое, но вполне
стабильное, а так же метавшийся в горячечном бреду адмирал Макаров, жизнь которого
находилась в большой опасности. Гноилась рана на бедре, а после второй операции на руке,
когда кроме оторванных снарядом трех пальцев пришлось из-за угрозы сепсиса отнять
половину кисти, он был слишком плох. Артурские врачи признали его не транспортабельным.
Однако в Петербурге решили иначе: первая партия изготовленного, наконец, в лаборатории
Вадика антибиотика, по всем прикидкам во Владивостоке оказывалась на несколько суток
раньше, чем в Артуре. Пришлось рисковать, ибо в беге на перегонки со смертью эти
несколько упущенных суток могли оказаться решающей форой в пользу костлявой…
***
Сейчас на борту головного «Варяга», на 14-и узлах бегущего сквозь ночь проливом
Крузенштерна, в адмиральском салоне сидели двое. Василий с Михаилом продолжали свой
нескончаемый спор о судьбах России, об армии, о прошлом и будущем. В общем, о жизни.
Они уже давно перешли на ты если рядом не было посторонних, и сегодня "добивали" тему о
психологии на войне. Вернее, сегодня был бенефис Балка, постепенно, по мере увеличения
количества выпитого, переходящий в монолог...
Монолог даже не Кола - начальника охраны крупного олигарха, а капитана спецназа
ГРУ Колядина, которого в Чечне уважали и свои, и чужие. Михаил уже понял, что в
определенных моментах у его наставника прорывается "первая" личность, и сейчас жадно,