4ec756ed4b403cd2f45a6d0b297e3a21

— Да на кой ты мне сдалась? — рычу я, пугаясь внезапно охватившего бедра жара.

И пугая девчонку.

Но она храбрится — и вновь пытается улыбнуться.

— А ты попробуй — вдруг пригожусь? Только скажи, как ты любишь. Хочешь — лежи и ничего не делай, я все сделаю за тебя, — с робкой надеждой заглядывает в глаза. — А хочешь — бери меня сам, как нравится. Тебе стоит лишь пожелать, и я выполню любую твою прихоть…

Девчонка льнет жарко, горячие ладони ловко забираются под рубашку. Живот каменеет от умелых прикосновений, глаза так и липнут к темным крупным соскам, но помутнение длится недолго. Шарахаюсь назад так резко, что бьюсь локтем о стену, и пронзительная боль немедленно приводит в чувство. Хватаю девчонку за запястья, встряхиваю так, что колышутся упругие смуглые груди.

— Любое? Изволь. Для начала желаю, чтобы ты оделась.

Она медлит, со страхом вглядываясь в мое лицо. Я для пущей убедительности грозно свожу брови вместе.

— Чего медлишь?

— Э-э-э… отпусти?

Мгновенная растерянность сменяется смущением, и я спешу разжать пальцы. Пока девчонка одевается, словно нарочно дразня меня неторопливостью, я потираю ушибленный локоть и пытаюсь уложить случившееся в голове.

Она сказала о господине. Значит, Диего Адальяро решил подсунуть мне эту красотку вместо Вель?..

— Послушай… — начинает она неуверенно и снова делает шаг ко мне.

— Нет, — решительно качаю головой. — Теперь уходи.

Красивые темные глаза вдруг наполняются слезами.

— Я не могу.

— Почему?

— Господин… он… велел мне как следует ублажить тебя. Если я не выполню его волю и вернусь, он велит меня выпороть!

— Тогда иди ублажай кого-нибудь другого. Здесь хватает страждущих, — бурчу я, стараясь не натыкаться взглядом на ее прелести, хорошо заметные под легким платьем.

От подобного предложения девчонка словно немеет. На губах теперь ни тени улыбки, подбородок дрожит, а глаза округляются.

— Ты хочешь, чтобы я… с ними… со всеми… — бормочет она бессвязно и вдруг падает передо мной на колени, хватает за лодыжки и прижимается к ним лбом. — Не губи, господин, прошу!

— Всемилостивые боги! — вырывается у меня, и я рывком поднимаю девчонку на руки. — Какой я тебе господин? Перестань трястись, глупая! Никто тебя пальцем не тронет без твоего позволения. Сиди тут, если хочешь, только не вздумай мне докучать.

Усаживаю на свободную постель и даю выпить воды.

— И чего так испугалась? — хмыкаю, поглядывая искоса на то, как она старательно, через силу, глотает воду. — Тебе ведь не привыкать.

Девушка заходится в судорожном кашле и как-то вся сжимается, подобрав стройные ноги под подол длинного платья. Косится на меня с опаской, но ответить не осмеливается и опускает глаза.

— Как тебя зовут?

Лучше на нее не смотреть, и я делаю вид, что осматриваю ушибленный локоть.

— Вийе. Давай посмотрю, что у тебя с рукой…

— Не надо, — грубо обрываю я. — И если не хочешь присмотреть себе воздыхателя на ночь, то ложись лучше спать.

Девчонка сопит — но уже не испуганно, а с обидой. Возится на жесткой постели, накрывается грубой холстиной, что служит рабам одеялом. Затихает.

Я тоже ложусь, закидываю за голову руки и смотрю в потолок. Стараюсь дышать глубоко и ровно, чтобы слегка остудить разгоряченную кровь.

— Скажи, — слышится с лежанки напротив, — а почему ты меня не захотел?

Усмехаюсь в темноту. Хоть и опытная девчонка, а все же молодая и глупая.

— Ответь сначала, хотела ли ты меня? Только честно.

— Ну… я… — она явно теряется. — Я — другое дело. Моего желания никто не спрашивает.

— А моего спросили? — ворчу укоризненно. — Эх, Вийе. Я не хочу брать женщину против воли. И потом, я… а вообще спи и не болтай, а то выставлю вон. Завтра утром господину скажешь, что выполнила все мои желания.

Девчонка облегченно вздыхает и отворачивается к стене — теперь, кажется, с чистой совестью. А я закрываю глаза и вижу Вель. Вот если бы она пришла ко мне ночью и сбросила платье…

Меня вновь захлестывает волной жара, по телу пробегает сладкая судорога, но я держу руки сцепленными на затылке.

Не думать об этом. Не думать…

Звон столовых приборов за завтраком навевал нездоровую дрему. Я рассеянно водила ложкой по тарелке, время от времени отправляя в рот овсянку с орехами, финиками и изюмом, и совсем не слушала разговор мужа и свекрови. Лишь когда ощутила прикосновение к локтю, вздрогнула и подняла глаза. Диего, очевидно, задал вопрос и теперь ждал от меня ответа.

— Что, прости?

— Я спрашиваю, ты поедешь на Арену в субботу?

— На Арену?..

В последнее время я старалась не думать о боях, об Арене и о самом Джае: слишком больно было осознавать, что он всю неделю по ночам развлекается в постели с другой. Дни напролет я проводила дома и в саду, занимаясь вышивкой, читая книги, общаясь о мужьях и детях с Лаурой, которая навещала меня почти ежедневно — одним словом, отвлекая себя от грустных мыслей чем угодно, только бы не смотреть правде — и Джаю — в глаза.