С Вель теперь мы не видимся вовсе. Время от времени Лей рассказывает о том, что у нее все хорошо, и малышка Габриэла растет здоровым ребенком. Я хотел бы увидеть Вель, но ей хватает забот и без меня. Я не знаю, наступит ли время, когда она снова меня позовет… При мысли о том, что Диего Адальяро исполнит свою угрозу и принудит ее делить ложе с Кимом, ярость выжигает мне нутро будто каленым железом.
Иногда я думаю о нашей дочери. Пытаюсь представить ее взрослой. На кого она будет похожа — на мать или на меня? Лучше бы на Вель. Шанс сделать хорошую партию всегда выше у красивой девушки. С другой стороны, когда я думаю, что она может достаться какому-нибудь напыщенному чванливому южанину, руки сами сжимаются в кулаки. Хотя, казалось бы, какое мне дело? Она будет носить имя своего отца, Диего Адальяро. Он будет звать ее дочерью, не я…
Лей сказала однажды, что малышку окрестили Габриэлой Эбигайль Адальяро. И что «отец» был доволен выбором южного имени. Я лишь усмехнулся себе под нос.
Впрочем, куда больше меня занимают иные мысли. Приближается день, на который я очень рассчитывал прежде, и который теперь повергает меня в уныние. Бой за свободу. Он вызывает дикий ужас среди рабов и вместе с тем дарит сладкую надежду каждому. В прошлую субботу Кйос разыскал меня за решеткой Арены, где я давал последние наставления своим парням, и одарил меня многозначительным взглядом.
— Время близится. Мы выступаем?
С болью в сердце я покачал головой.
— Нет. Мы еще не готовы.
— Как?! — ошарашенно распахнул глаза Кйос. — Ты ведь говорил… Мы ведь ждали…
— Не сейчас, — твердо повторил я.
Он жаждет бойни — не среди рабов, а среди господ. Но я не могу позволить себе просто бойню на Арене. Не для этого я вынашивал свою идею столько времени. Не для этого потратил столько усилий, собрал столько людей…
— Мы не готовы, — повторил я упрямо. — И не вздумай самовольничать. Еще не время.
— Но… что же нам делать? Идти на заклание?! — в его голосе прозвучала боль разочарования, боль предательства…
Только моя боль во сто крат острее. Каждый из них отвечает за свою жизнь, а я — за них всех.
— Постарайся избежать этой битвы.
Нас развели в стороны: праздная болтовня среди рабов за решеткой Арены не приветствуется. Но до самого конца поединков я то и дело ловил полный негодования и обиды взгляд Кйоса.
С каждым новым рассветом на мое сердце ложится еще один камень.
Вель, похоже, пребывает в блаженном неведении относительно этого дня. Иначе — нет сомнений — она бы нашла способ со мной увидеться и поговорить. В том, что ее не держат взаперти силой, я уверен: Лей рассказывает, что в поместье нередко наведывается подруга Вель, они вместе ходят гулять — и не всегда в присутствии донны Изабель. Вель теперь чаще можно обнаружить выгуливающей младенца в саду, а не запертой в собственных покоях.
В воскресенье, начавшее обратный отсчет перед днем кровавого побоища, в контору меня вызывает Диего Адальяро. Я не знаю, чем мне грозит эта встреча, но внутренне готов ко всему. Как бы он ни старался, в этот раз я не поддамся на провокацию.
Красавчик отчего-то выглядит уставшим. Как послушный раб, я без лишних напоминаний опускаюсь на колени и склоняю голову. Стою так, пока он мерит неторопливыми шагами тесноватое для нас двоих пространство.
— Сядь, — наконец произносит он и кивает на скамью у стены.
Удивление едва не сбивает меня с ног, но я не выдаю эмоций и подчиняюсь приказу. Господин располагается в широком удобном кресле, где прежде любила сидеть Вель.
— Ты знаешь, какой день будет в следующую субботу.
— Знаю, господин.
— Вельдана… Хм, то есть госпожа Адальяро не любит смертей и крови. Я бы с превеликим удовольствием хотел этого избежать, но увы. Правила клуба требуют, чтобы каждый игрок выставил в этот день не меньше пятой части своих рабов.
Разумеется, я об этом знаю. Я уже участвовал в так называемом «Бое за свободу». И победил. Вот только свободы это мне не принесло.
— Госпожа знает? — позволяю себе дерзость.
— Нет. Ей это ни к чему.
Красавчик вскидывает голову и оглядывает меня с головы до ног прищуренным взглядом.
— Теперь мой черед спрашивать.
Недоумение на моем лице, должно быть, слишком красноречиво. Господин изволит беседовать с рабом как с равным?
— Выбор сделаешь ты или я?
Меня пробивает дрожь, и от господина это явно не ускользает.
— Я, если позволите.
Это моя ответственность. Я дал людям надежду. И мне придется ее убить.
— И… ты уже думал… кого…
— Полагаю, будет честно, если дело решит жребий.
Красавчик шумно фыркает, всем своим видом выражая презрение.
— Жребий? Я думал, ты избавишься от лишнего мусора…
О, я бы сделал это с удовольствием. Среди нас есть люди, слабые духом. Есть те, кто бесполезен из-за полученных увечий. Есть те, которым я не доверяю. Вместе с тем я отчаянно не хочу потерять Жало. И других, в чьей верности и доблести я уверен. Но…
— Я не могу так поступить с людьми. Если я сделаю выбор сам, они перестанут мне доверять.