Я тяжко вздыхаю: моего мнения тут не спрашивают. Краем глаза замечаю, что лорд Несбитт, ненадолго выбравшийся из укрытия, критически осматривает меня издали, а затем исчезает в сенях.
Алекс бросает возню с кузенами у камина и подбирается ближе, сосредоточенно рассматривая натертые до блеска награды.
— Джай, за что тебе дали вот эту? — тыкает он в одну из медалей, отлитую из чистого халиссийского золота.
— За операцию по освобождению восточной границы, — отвечаю я.
Целый полк убитыми со стороны саллидианцев. Несколько сотен со стороны халиссийцев. Воспоминания о войне вызывают тошноту. Не хочу об этом думать сейчас, здесь, в тепле и уюте большого дома, в окружении хлопочущих женщин.
Вель, тетушка Амелия и обе кузины отходят в сторонку и бурно держат совет: как привести в чувство мой совершенно безнадежный, по их мнению, мундир. Получив толику свободы, отхожу к креслу: ноги уже не те, все чаще дают о себе знать нытьем старые раны. Алекс и Габи забираются ко мне на колени и продолжают расспросы.
— А вот это за что?
— За прорыв окружения в южной части Халиссинии.
Полторы сотни убитыми со стороны саллидианцев, а потери неприятеля и не сосчитать…
— Я хочу посмотреть на эту Халиссинию, — заявляет Алекс, насупив брови. — Джай, мы поедем туда?
— Если мама позволит, — неопределенно пожимаю плечами.
— Скоро я стану сенатором, и мне не нужно будет мамино позволение! — гордо вскидывает голову Алекс.
Внутри что-то тоскливо переворачивается. Я смотрю на сына, взъерошиваю его темные волосы и думаю о том, что если мы останемся здесь, в Аверленде, никакого сенаторства ему не светит. Пока он подрастет, власть в Кастаделле может сотню раз смениться, о семье Адальяро забудут вовсе…
— Если мы поедем в Халиссинию, мы можем навестить Лей? — вдруг задает вопрос Габи.
Невольно вздрагиваю, услышав имя из прошлого, которое тоже хотелось бы забыть.
— Лей? Ты ее еще помнишь?
— Помню. Лей добрая. Она пела нам колыбельные, а мне заплетала красивые косы. Мама так не умеет.
Перед глазами встает гордое лицо Лей, виднеющееся из-за плеча Хаб-Арифа. Ее круглый живот под простым платьем. Должно быть, теперь она уже родила. Интересно, кого? Мальчика или девочку?
Как им живется там, в далеких неизведанных восточных землях Халиссинии?
Боги, кажется, я скучаю по ним.
— А сколько мы еще пробудем в Аверленде? Тетушка Мэри обещала подарить мне маленького щенка. У меня никогда не было щенка. Хочу показать его бабушке Изабель. Как думаешь, бабушка Изабель нас еще не забыла?
На выручку приходит Вель, отбирая у меня детей.
— Никто вас не забыл. Бабушка Изабель наверняка молится за вас каждый день. А теперь идемте, уложу вас спать.
— Я не хочу спать! — привычно возмущается Алекс.
— Сандро! — строго хмурится Вель.
— Вот стану сенатором, хоть всю ночь не буду спать! — упрямо топает ножкой Алекс, глядя на мать исподлобья.
Вель бросает на меня короткий взгляд, грустно улыбается и уводит детей, продолжая приговаривать что-то сыну.
Я откидываюсь в кресле, чувствуя в теле приятную расслабленность. Отчаянно хочется затянуться крепким халиссийским дурманом, с которым местный табак не идет ни в какое сравнение. Но для этого надо встать и уйти в курительную, а мне совершенно лень двигаться.
Мирная, размеренная жизнь даже кровь в жилах замедляет.
К вечеру следующего дня к нам доставляют посылку с курьером королевской почты. В посылке обнаруживается новенькая, с иголочки, парадная генеральская форма, к всеобщему восторгу женщин. Остается лишь удивляться, как лорд Несбитт сумел на глаз определить размер, но подгонять почти ничего не приходится.
Ночью, выпустив из объятий Вель и чуть отдышавшись, утыкаюсь носом в ее висок, дразнящий нежным, едва уловимым ароматом. Виновато признаюсь:
— Есть еще кое-что, о чем я не сказал тебе сразу.
— Что же? — ее сонливость как рукой снимает, она приподнимается на локте и выжидательно смотрит на меня.
Выкладываю все начистоту: о предложении короля, о перспективе консульства в Саллиде, о возможности вернуться в Кастаделлу. Ожидаю очередной взбучки за сокрытие важных сведений, но Вель слушает молча, медленно лаская пальцами шрамы на моей груди.
Потом умолкаю. Молчит и она, опустив ресницы и погрузившись в собственные размышления.
— И что ты думаешь об этом? — наконец спрашивает Вель. — Ведь ты так мечтал вернуться в Аверленд.
Я глубоко вздыхаю. Произношу вслух мысль, которая вот уже два дня омрачает мой счастливый брак.
— Наш сын — потомственный сенатор. Нехорошо лишать его возможности жить в стране, которой он со временем станет управлять.
Вель тоже вздыхает — но, кажется, с облегчением. Виновато прячет глаза, целует меня в грудь.
— Тогда нам надо торопиться. Совсем скоро гавань Сноупорта может затянуть льдами, да и на юге начнет штормить.
— В среду, после приема, и займемся сборами.
— Кстати, о приеме. Как будущему консулу, тебе следует обзавестись полезными знакомствами, — деловито произносит она.
— Вы чрезвычайно мудры и рассудительны, госпожа сенатор, — хмыкаю я, чувствуя, как рассеивается тяжесть в груди. — И как вас угораздило выйти замуж за недалекого вояку вроде меня.