Я искал упора для ног в глинистой вертикальной стенке, на которой висел. Она слегка поддавалась от ударов моих сапог, я пытался выдолбить в ней углубления, смаргивая с глаз пыль и стараясь покрепче удерживаться руками за край. Я почувствовал, как Фракир освободилась, завязалась в небольшую петлю, свободным концом протекла по моим костяшкам в надежде отыскать что-нибудь достаточно прочное, что могло бы послужить якорем.
Но не нашла. Левая рука вновь сорвалась. Я висел на одной правой и судорожно шарил по кромке, ища, за что бы зацепиться. Но, кроме комьев осыпающейся земли, толку не было никакого. А тут еще начала соскальзывать моя правая.
Темная тень надо мной — сквозь пыль и над залитыми слезами глазами.
Правая рука сорвалась. Я оттолкнулся ногами в последней попытке выбраться.
И вдруг почувствовал, как мое запястье перехватили и тянут вверх. Могучей хваткой меня держала чья-то широкая ладонь. Мгновением позже к ней присоединилась вторая, и меня быстро и ровно вытащили наверх. Я перевалил через край и наконец-то ощутил под собой твердую почву. Запястье освободили. Я прочистил глаза.
— Льюк!
Он был одет в зеленое, и носить клинок для него, должно быть, было не таким муторным делом, как для меня, потому что на правом боку у Льюка висело нечто мечеобразное вполне приличных размеров. На спине взамен рюкзака — скатанный плащ, а пряжку он носил слева на груди, наподобие отличительного знака; на пряжке было изображение золотой птицы — интересно, что это могло значить?
— Сюда, — сказал он, развернулся, и я поспешил за ним.
Мы двинулись, забирая влево, по касательной к той траектории, по которой я входил в долину. Почва, пока мы шли, делалась все устойчивее, и скоро мы с ним взобрались на низкий холм, который, похоже, толчки ничуть не задели. Мы остановились и посмотрели туда, откуда только что выбрались.
— Ни шагу дальше! — громыхнуло оттуда.
— Спасибо, Льюк, — пропыхтел я. — Не знаю, откуда ты здесь взялся и почему, но…
Льюк поднял руку.
— Сейчас мне больше всего хотелось бы выяснить одну вещь, — сказал он, потирая короткую бороденку, которой совсем недавно у него вроде бы не намечалось, и открывая моему взгляду кольцо на пальце с камнем синего цвета.
— Какую?
— Как это так получилось, что говорили сейчас твоим голосом? — спросил он.
— Ой-ей-ей. Вот и мне показалось.
— Кончай! — сказал он. — Ты должен об этом знать. Когда ты выкрикивал эти свои угрозы, а в ответ тебе приказывали возвращаться домой, каждый раз это делали твоим голосом… Как эхо.
— И сколько же времени ты за мной следишь?
— Прилично.
— Эти дохлые твари у щели, где был мой лагерь…
— Я убрал их, чтобы они тебе не мешали. Скажи мне, куда ты направляешься, и что у тебя там за штука?
— Знаешь, как раз сейчас у меня появилась одна догадка по поводу всех этих дел, но история это довольно длинная. А ответ лежит там, вон за той грядой.
Я махнул рукой в сторону зарева над холмами.
Льюк всмотрелся, куда я показывал, потом кивнул:
— Пошли.
— А как же землетрясение? — спросил я.
— Похоже, оно ограничивается только этой долиной, — сказал он. — Обогнем ее и пойдем дальше.
— Не знаю не знаю. Может, оно захочет встретиться с нами еще.
Льюк покачал головой.
— Сдается мне, — сказал он, — это не знаю что, которое не хочет тебя пускать, истощается после каждой своей попытки, и ему требуется некоторое время, чтобы восстановиться для следующего усилия.
— Но попытки делаются все чаще, — ответил я, — и с каждым разом эффективнее.
— Мы что, близко от их источника? — спросил он.
— Возможно.
— Тогда давай поторопимся.
Мы спустились по дальнему склону холма, поднялись на следующий, потом перевалили и этот. Трясло уже не так сильно, а через какое-то время толчки прекратились совсем.
Мы прошли еще по одной долине; сперва она увела нас в сторону, затем плавно повернула в нужном нам направлении, к последней гряде голых холмов, за которыми под небом с переливами от розовато-лилового до сиреневого на фоне низкого неподвижного, напоминающего белоснежную полосу облаков основания мы увидели мерцание огней. На этот раз все обошлось спокойно.
— Льюк, — спросил я чуть погодя. — Той ночью в Нью-Мексико, на горе? Что там тогда случилось?
— Мне пришлось уйти… причем быстро, — ответил он.
— А тело Дэна Мартинеса? Оно куда делось?
— Забрал с собой.
— Зачем?
— Мне не нравится оставлять улики после себя.
— Подробное объяснение, ничего не скажешь.
— Что поделаешь, — сказал Льюк и рванул трусцой.
Я нагнал его:
— И ты знаешь, кто я такой?
— Да.
— Откуда?
— Потом, потом. — Он зашагал быстрее.
Я подравнялся.
— А почему ты меня преследуешь?
— Я спас твою задницу или нет?
— Спас, спас, премного тебе благодарен. Но это опять ничего не объясняет.
— Давай, кто первый до того камня, — сказал Льюк и припустил бегом.
Я — тоже, и скоро его нагнал. Но сколько я ни старался, обогнать так и не смог. Вдобавок мы слишком уж тяжело дышали, чтобы спрашивать или отвечать.