Вдруг поднялась дикая суматоха, люди кричали и бегали по лагерю, хватались за оружие, размахивали шляпами и рубашками и просто ликовали, то есть плакали, обнимались, хлопали друг друга по ладоням. Они думали, что пришло спасение. Хатчфилд и Брогден пытались всех успокоить, но безуспешно. Дрон пронесся по небу и скрылся за лесом. Потом вернулся, летя уже медленнее. С земли он был похож на аэростат. Папа с Хатчфилдом, присев в дверях барака, по очереди смотрели в бинокль.
— Крыльев нет. Без опознавательных знаков. Ты видел, как он в первый заход летел? Сверхзвуковой, точно, — говорил Хатчфилд и в ритм словам стучал кулаком по земле. — Эта штука внеземная, если только мы не выпустили какой-то секретный аппарат.
Папа с ним соглашался. Нас загнали в дома. Папа с Хатчфилдом продолжали стоять в дверях и передавать друг другу бинокль.
— Кэсси, это инопланетяне? — спросил Сэмми. — Они придут сюда?
— Тсс.
Я подняла голову и увидела, что за мной наблюдает Криско.
— Двадцать минут, — сказал он одними губами.
— Если придут, я их побью, — шепотом сказал Сэмми. — Всех прикончу карате!
— Правильно, — согласилась я и нервно погладила его по волосам.
— Я не собираюсь убегать, — продолжал Сэмми, — я их поубиваю за то, что они убили маму.
Дрон исчез. Позже папа сказал, что он ушел вертикально вверх и сделал это за долю секунды.
Мы среагировали на беспилотник, как среагировал бы любой на нашем месте.
Мы перепугались.
Некоторые побежали. Кто-то хватал все, что мог унести, и устремлялся в лес, кто-то срывался с места с пустыми руками и с ужасом в глазах. Никакие слова Хатчфилда не могли их остановить.
Не разбежавшиеся сидели в бараках до наступления ночи, а потом наша вечеринка ужаса перешла на новый круг.
Засекли нас или нет? Кто придет следом за дроном? Штурмовики, солдаты-клоны или роботы? Нас всех зажарят лазерными пушками?
Мы не осмелились зажечь керосиновые лампы, поэтому в бараке было темно, хоть глаз выколи. Прерывистый шепот, сдавленный плач. Мы лежали на койках и подскакивали при любом шорохе. Хатчфилд назначил в караул самых метких стрелков: «Что-то шевельнется — бей». Никто не мог выйти из барака без разрешения. А Хатчфилд никому его не давал.
Та ночь длилась тысячу лет.
Папа подошел ко мне в темноте и вложил что-то в руку.
Заряженный полуавтоматический «люгер».
— Ты же не веришь в оружие, — сказала я.
— Я много во что раньше не верил.
Одна женщина начала читать «Отче наш». Мы прозвали ее Мать Тереза. У нее были жидкие седые волосы, большие ноги и костлявые руки, и она ходила в вылинявшем синем платье. А еще она где-то потеряла свои зубные протезы. Мать Тереза постоянно перебирала четки и говорила об Иисусе. К ней присоединилось несколько человек. Потом еще несколько.
— Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим.
В этот момент ехидный враг Матери Терезы, единственный атеист в лагере «Погребальная яма», профессор Даукинс из колледжа, крикнул:
— Особенно этим, инопланетного происхождения!
— Ты отправишься в ад! — пообещал ему кто-то из темноты.
— А как я пойму, что там очутился? — крикнул он в ответ.
— Тихо! — негромко приказал Хатчфилд со своего места у двери. — Хватит молиться!
— Настал Судный день, — завыла Мать Тереза.
Сэмми передвинулся на кровати поближе ко мне. Я положила пистолет между ног. Сэмми мог схватить его и случайно прострелить мне голову.
— Да заткнитесь вы все! — сказала я. — Брата моего пугаете.
— Я не боюсь, — сказал Сэмми и сжал кулачок. — А ты боишься, Кэсси?
— Да, — ответила я и поцеловала его в макушку.
Волосы Сэмми пахли чем-то кислым, я решила, что помою его утром.
Если утро вообще наступит.
— Нет, ты не боишься, — сказал он. — Ты никогда ничего не боишься.
— Мне сейчас так страшно, что я даже описаться могу.
Сэмми хихикнул. Он уткнулся в мое плечо лицом, и показалось, что оно горячее. Лихорадка? Так это обычно начинается. Я велела себе не поддаваться паранойе. Сэмми сотни раз бывал рядом с инфицированными и не заразился. «Багряное цунами» передается очень быстро, выжить может только тот, у кого есть иммунитет. У Сэмми есть иммунитет. Если бы у него не было иммунитета, он бы уже умер.
— Тебе лучше надеть подгузник, — поддразнил меня Сэмми.
— Может, так и сделаю.
— Если я пойду и долиною смертной тени…[5] — Мать Тереза не собиралась замолкать.
В темноте щелкали ее четки. Даукинс, чтобы заглушить молитвы, громко запел «Три слепых мышонка». Я не могла решить, кто меня раздражает больше — фанатичка или циник.
— Мама говорила, что они могут быть ангелами, — ни с того ни с сего сказал Сэмми.
— Кто? — не поняла я.
— Когда инопланетяне появились в первый раз, я спросил маму, станут они нас убивать или нет. А мама сказала, что они, может, и не инопланетяне вовсе. Может, ангелы с небес. Как те, в Библии, которые разговаривали с Авраамом, и с Марией, и с Иисусом, и со всеми остальными.
— В ту пору они с нашим братом куда больше разговаривали, чем сейчас, — сказала я.
— А они стали нас убивать. Маму убили.
Сэмми заплакал.
— Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих…
Я поцеловала Сэмми в макушку и потерла ему плечи.