5 лет среди евреев и мидовцев

Мордель прав, ибо «правящий блок» явно недооценивал готовность масс принять кардинальную смену вех в политике. На протяжении десятков лет в Израиле насаждалась ненависть к арабам. ООП изображалась как скопище террористов, а уж хуже, чудовищнее, гнуснее Арафата вообще никого не было. Все это откладывалось в общественном сознании на уровне аксиом, на уровне 2x2=4. И вдруг поворот на 180 градусов. Переговоры с ООП. Рукопожатия с Арафатом. Передача палестинцам «исконных» земель. Массы явно не успевали за лидерами. Явно зашкалили психологические перегрузки. Правительство пыталось, разумеется, объяснить перемены в политике. Но, на наш взгляд, делало это вяло. Расчет был взят, скорее, на своего рода психическую атаку, слом — на волне успехов — господствовавших настроений, прорыв в новое психологическое пространство. К сожалению, активизация терроризма, выход на сцену арабских смертников существенно повлияли на обстановку, замедлили, если не сорвали переоценку ценностей, на которую надеялось правительство.

Приходится, таким образом, признать, что питательный бульон для экстремистов готовили повара и правой, и левой ориентации. Одни, несмотря на взрывы и жертвы, шли вперед, продолжали переговоры, вызывая, тем самым, огонь на себя. Другие, несмотря на законные действия правительства, всячески старались поставить под сомнение, подорвать его легитимную базу, и тем самым обозначить потенциальные цели.

Как и следовало ожидать, споры вокруг вопроса «кто виноват?» постепенно утихают, входят в норму. На первом плане появляется другой классический вопрос — «что делать?» Что делать, чтобы выиграть выборы 1996 года. Правительство и оппозиция по-разному отвечают на этот вопрос. Но — и это как раз доказывает, что Израиль остался прежним — и правительство, и оппозиция будут продолжать идти прежними политическими курсами.

Убийство Рабина объективно сработало в пользу Аводы. Маятник общественных симпатий качнулся в ее сторону.

Однако Перес не клюнул на дешевку — не пошел, используя растерянность, смятение в правом лагере, на досрочные выборы. Он избрал, другой путь — омоложение правительства и укрепление своего влияния в нем. Вперед, потеснив «рабиновских министров», было двинуто «третье поколение» (Барак, Рамон, Бейлин). Правительство сдвинулось влево.

Пока трудно сказать, что это будет означать для внутренней политики. Но для политики внешней можно прогнозировать еще большую втянутость в мирный процесс. Возможен медленный, почти незаметный дрейф от США к Европе. Возможен и рост, интереса к сотрудничеству с Россией.

Недавно в одной из газет прозвучало такое сравнение: Рабин — мотор самолета, летящего к миру, а Перес — крылья этого самолета. Может быть, точнее назвать Переса конструктором этого самолета. Но «моторности» Рабина ему явно не будет хватать…

После убийства Рабина раздавались голоса об «очистительном» катарсисе», который должно пережить израильское общество. Катарсиса не получилось. Ни просветление, ни умиротворение не просматриваются. Политическое землетрясение, борьба за раздел политического наследства не вызвали больших жертв и разрушений. Скоро все войдет в свою колею. Израильское общество остается больным, расколотым на противостоящие группы и блоки. Призрак гражданской войны не исчез. Впрочем, не исчез и призрак мира.

В середине ноября в хайфском Университете состоялась международная конференция по проблеме палестинских беженцев.

В чем суть этой проблемы?

Война за независимость (1948–1949) и Шестидневная война (1967) заставили сотни тысяч палестинских арабов сняться с насиженных мест и бежать из Палестины. Имеют ли право эти люди вернуться обратно или — как минимум — получить компенсацию за оставленное имущество? Палестинцы говорят, — да, имеют. Израильтяне говорят, — нет, не имеют. Это и есть проблема беженцев.

Сколько их? Данные существенно расходятся. ООП говорит о 4-х миллионах. ООН называет цифру близкую к 2.5 миллиона человек. Поскольку статус беженца переходит «по наследству», то ныне беженцами считаются не только те, кто покинул Палестину в те далекие уже годы, но и их дети и внуки.

Позиция Израиля исходит из того что арабы искусственно подогревают проблему беженцев, используя ее как рычаг давления на Израиль. Если же отвлечься от политической мифологии, к которой относится идея возвращения всех беженцев в Израиль, то предлагается несколько тезисов, стоящих на почве политического реализма.

1. О массовом, коллективном возвращении беженцев в Израиль не может быть и речи. Для Израиля это означало бы самоубийство, харакири. Не может быть и речи о возвращении всех беженцев на территорию автономии. Это создаст взрывоопасные проблемы, которые, несомненно, перехлестнут границы автономии.

2. Не может быть и речи о сколько-нибудь масштабной компенсации. Ведь евреи, бежавшие из арабских стран, не требуют компенсации за дома, оставленные, скажем, в Касабланке или Багдаде. Так почему же мы должны платить компенсацию арабам за дома, покинутые ими в Яффо или Хайфе?