5 лет среди евреев и мидовцев

«Вести» были в нокауте. Народ не безмолвствовал, народ хохотал… Эскин долго прятался от Эдуарда Кузнецова. Кстати, к «Вестям», к Кузнецову у меня никаких претензий нет. Он поступил так, как нынче поступают многие «настоящие» журналисты: «ради красного словца не пожалею и…» Помню, сразу после нокаута Эдик устроил у себя дома торжественно-траурный ужин. Был Егор Яковлев, оказавшийся в те дни в Израиле. Был Яша Кедми. Тоже хохотали…

Израильскую точку в этой истории поставил юмористический еженедельник «Беседер?» (в вольном переводе с иврита — «О кей?»). Он опубликовал «Песню о Бовине»:

«Вновь в русскоязычной прессе напряженнье нагнетают.

Между органами прессы робко бьется А. Е. Бовин, упомянут многократно.

То посольство оставляя, то опять вступая в должность, он кричит, но этих криков «Вести» с «Временем» не слышат, упоенные сражением….

Бьют друг друга по мордасам злободневными статьями и под радостные крики: «Мы им здорово воткнули!» час от часу дешевеют, день за днем в цене вздымаясь над седым от страха морем.

А читательские массы и посол российский Бовин наблюдают с удивленьем труд гиен пера мартышкин, и, качая головами, так примерно рассуждают: «Раз пошла такая пьянка, пусть сильнее грянет «Эхо» (один из русскоязычных дайджестов. — А. Б.).

Жизнь продолжалась. В самый разгар моего снимания, я поехал в Эйлат. Дорога шла через пустыню Негев.

Когда-то здесь проходили караванные пути, связывавшие Средиземноморье с Индийским океаном. Здесь ставили шатры и копали колодцы Авраам, Исаак и Иаков. Через пустыню Негев царица Савская ехала к царю Соломону. Недолгие времена расцвета сменялись веками упадка и запустения. И всегда здесь жили скотоводы-кочевники, принадлежавшие к разным народам и разным вероисповеданиям.

Современные ветры ворвались в пустыню Негев только после образования Государства Израиль. Пустыни еще много. Но уже много и садов, в которых растут персики, яблоки, сливы, абрикосы. Расширяются виноградники. Выращиваются овощи. Огромные массивы цветов, идущих на экспорт. Пустыни еще много потому, что она нужна армии. Это единственное место в Израиле, где можно расположить полигоны, вести учебные стрельбы, проводить маневры.

Пустыня Негев упирается в Эйлат, расположенный на берегу Красного моря.

Когда в марте 1949 года израильская армия, опрокинув египтян, вышла к Эйлатскому заливу, в центр была отправлена телеграмма: «Мы дошли до конца карты. Что делать дальше…» Дальше надо было строить Эйлат, который в те времена трудно было назвать даже деревушкой.

Теперь Эйлат — настоящий город и, как и положено приморскому городу, — порт. Но прежде всего Эйлат — курорт. Пожиже, послабее, чем наши Сочи, но курорт. Пляжи, гостиницы, развлекательные и питейные заведения, морские экскурсии (по воде и под водой), музей-аквариум, с рыбами, которые и описать-то трудно… Температура воды всегда 21–22°. Поэтому летом, когда «на улице» 40°, в море прохладно, а зимой, когда температура воздуха 15–17°, в воде можно погреться.

На обратном пути заблудились. Искали в горах какие-то древние развалины, съехали с главной дороги и, несмотря на приличную карту, не смогли привязаться к местности. Телефон не действовал. Блуждали довольно долго. Красоты вокруг были сказочные. Мы же думали о бензине — хватило бы… Но пустыня Негев все-таки не пустыня Гоби. Поменьше. Так что выбрались.[20]

18 ноября по приглашению бахаистов я уже был в Хайфе.

Бахаисты — это сторонники новой религии, которая была провозглашена в 1844 году в Персии Мирзой Али. Он провозгласил себя «Б'абом», то есть «вратами», через которые Бог общается с народом, и заменил Коран своим сочинением «Байан». Времена были суровые, и Мирзу Али расстреляли. Ему на смену пришел Мирза Хусейни. Он объявил себя пророком, а новое учение назвал «Баха» (блеск, сияние). Себя же обозначил как Баха-Улла (сияние Аллаха). Баха-Улла учил, что пророки — Моисей, Зороастр, Будда, Христос, Муххамад и, конечно, Баха-Улла — ступени познания истины, постижения Бога. Баха-Уллу арестовали и сослали в Акко (древняя крепость на другой стороне Хайфского залива), где он прожил 40 лет и был похоронен. Его сын и преемник Абдул-Баха, выйдя из тюрьмы, перебрался в Хайфу, где и скончался в 1921 году.