5-ый пункт, или Коктейль «Россия»

Юлий Айхенвальд в своих «Силуэтах русских писателей» пишет: «Виктор Гофман — это, прежде всего, влюбленный мальчик, паж, для которого счастье — нести шелковый шлейф королевы, именно голубого платья, в каком он представляет себе свою молодую красавицу. Даже не королева она, а только инфанта, и для нее, как и для весеннего мальчика, который ее полюбил, жизнь и любовь — еще пленительная новость…»

О дева, нежная, как горние рассветы,
О дева, стройная, как горный кипарис,
О, полюби любви моей приветы,
О, покорись!

Так обращался к молодым женщинам Виктор Гофман. Он обещал:

У меня для тебя столько ласковых слов и созвучий,
Их один только я для тебя мог придумать, любя.
Их певучей волной, то нежданно-крутой, то ползучей, —
Хочешь, я заласкаю тебя?..

Виктор Гофман не успел полюбить Россию. Он любил только Любовь.

Любопытно, что в русской поэзии еще был один Гофман — Модест Людвигович Гофман, но, в отличие от Виктора Гофмана, «милого принца поэзии», насильственно не обрывал нить своей жизни. А вот Муни это сделал на 21-м году. Еще один самоубийца.

Настоящее имя и фамилия Муни — Самуил Киссин. Он — сын еврея, Виктора Израилевича Киссина, купца второй гильдии из Орши, получившего «промысловое свидетельство на торговое предприятие второго разряда». Однако Муни не пошел по стопам отца. Он стал поэтом, хотя его близкий друг Владислав Ходасевич отмечает, что он «в сущности, ничего не сделал в литературе. Но… он всем своим обликом выражал нечто глубоко характерное для того времени, в котором протекала его недолгая жизнь. Его знала вся литературная Москва конца девятисотых и начала девятьсот десятых годов». Муни обладал острым умом, или, как сказал один современник, у него был «ум, выжигавший все вокруг, как серная кислота».

Леонцц Каннегисер — сын не еврейского купца, а видного инженера Иоакима Самуиловича Каннегисера, — свел счеты с жизнью другим способом: он застрелил кровавого большевика Урицкого и в 22 года сам погиб в застенке ЧК. «Роковой избранник».

Иван Коневский никого не убивал, он просто утонул, купаясь в реке. Ему шел 24-й год. Его настоящая фамилия Ореус. Предки — выходцы из Швеции. Иван Коневский писал:

Я — варяг из-за синего моря,
Но усвоил протяжный язык,
Что, степному раздолию вторя,
Разлетавшейся негой велик.
И велик тот язык, и обилен:
Что ни слово — увалов размах,
А за слогом, что в слове усилен,
Вьются всплески и в смежных слогах…

Последний поэт поколения акмеистов Михаил Зенкевич прожил долгую горемычную жизнь: 87 лет! Он не дал себе права пойти поперек судьбы и следовал завету Достоевского: «Смирись, гордый человек!» Возможно, этот стоик, как отмечает Лев Озеров, сам перешел себе дорогу и не дал свободно развиваться заложенному в нем дару?..

Русский по своим предкам Зенкевич или не русский, в конце концов, не столь важно. Важно, что он русский поэт.

Мы творцы разумные Вселенной,
Мира, осознавшего себя.
Разум человеческий нетленный
Нас ведет дорогой неизменной,
По-отечески уча, любя…

так писал Михаил Зенкевич в 1963 году. А в 1908 году он писал иные строки:

Мы носим всё в душе — сталь и алтарь нарядный,
И двух миров мы воины, жрецы…

Сдается мне, что и Константин Линекеров — поэт не совсем чистых русских кровей. Его отец, Абрам Яковлевич, был редактором-издателем московской газеты «Новости дня». Константин Липскеров вышел из кружка молодых поэтов, объединенных вокруг Брюсова, позднее входил в группу неоклассиков. Тяготел к экзотическим темам.

Зачем опять мне вспомнился Восток!
Зачем пустынный вспомнился песок!
Зачем опять я вспомнил караваны!
Зачем зовут неведомые страны!
Зачем я вспомнил смутный аромат
И росной розы розовый наряд!..

Еще одно имя — Алексей Лозина-Лозинский. Из старинного рода дворян Подольской губернии, по матери внук героя Севастопольской обороны генерал-лейтенанта К. Ф. Шейдемана (из немцев?). Русский поэт, но с русским ли духом?

Мы были дебоширы, готтентоты,
Гвардейцы принципа: всегда назло!
А в ней был шарм балованной маскоггы,
Готовой умирать при Ватерло…