Место болезни – тема особая. Дяденька – это ни фига не киска, под крыльцом не издохнет – не надейтесь. Только разобранный диван в гостиной, так чтобы домашние муравьиной цепью стелились по плинтусу. И не дай Бог кто-нибудь вякнет или (о ужас!) включит телевизор. Бренное тело требует покоя, тишины и криминальной хроники.
А дальше все закономерно: если посреди комнаты наваляли кучу, не удивляйтесь, что от вашей одежды пахнет говном. Каких-то три-четыре дня, и вот вы начинаете шмыгать носом, ребенок покашливает, а к тому моменту, когда папинька сваливает на работу (а что ему будет, оно отлежамшись), ваш градусник показывает 38.
– Ты уж лежи, дорогая, не вставай, – бросает он напоследок, перед тем как захлопнуть двери. И рожа у него добрая и красная: добрая – черт знает отчего, а красная – потому что оно, блин, вместо «всякой химии» питалось вашей кровью и выздоровело, что характерно. Но самое удивительное в том, что, когда чертова дверь закроется, вы почувствуете себя лучше независимо от показаний градусника. Угу, и одежда пахнуть перестанет.
Ладно, пойду-ка я чего-нибудь вымою. А то такой грипп задарма пропадает.
РЕБЕНОК НАЧАЛ ГОВОРИТЬ ПРЕДЛОЖЕНИЯМИ
Давненько я не писала про маленького Ф. А меж тем младенец Фасоликум достиг невиданных результатов в деле расчленения родительской печенки. Как правило, истерзанные полуторагодовалой скачкой «потничка-памперс-пюра» молодые родители с надеждой ожидают того времени, когда дитя войдет «в возраст» и обретет некую ясность взглядов. В этот период различные слова и действия ребенка обретают глубокий смысл и обрастают всяческими подтекстами. Не торопитесь, милые мои! Ах, не торопитесь! Уверяю вас, концепция мира, состоящая из коряво произнесенных «мама» – «баба» – «кака», прекрасна именно вот этой своей примитивностью: до тех пор пока вы не знаете, что «кака» означает «купи мне «шевроле-блейзер» с двигателем 2.0», можете спать спокойно. Всего год с хвостиком – и дитя научится не только озвучивать свою мысль, но и делать глубинные выводы. Причем несмотря на кажущуюся идиотичность младенческих умозаключений, они будут на 100 процентов верны и оглушительны, как дубина неандертальца. Да-да, этим младенцам доверять не стоит: своими десятью нечищеными зубками они отхреначат не то чтобы руку, а торс по самые яйца.
Давеча тут гуляли с бабушкой по бульвару. Я с сумкой, бабушка с мигренью и младенец Ф. с машинкой. Одним словом, ничего необычного.
– Пупи, мама, мне мороженого, – просит Ф. и тянет нас в сторону палатки.
Попупаю. Садимся неподалеку на скамейку, дрожащими ручками Ф. раздирает упаковку и принимается поглощать рожок. Дальше бабушка совершает свой любимый ляп. Ну ест человек и ест, что ж к нему лезть-то? Не-е-ет. Бабушка меня двадцать шесть лет имела на тему простуд и гонококков, а тут такой плацдарм неосвоенный образовался. Извлечь у моего ребенка мороженое можно только посмертно, поэтому бабушка начинает издалека.
– Тимоша, – елейно улыбается она, – ты не мог бы угостить свою бабушку мороженым?
– В палатке себе пупи, – не моргнув глазом отвечает ей внучек.
Несмотря на то что бабушкина рожа несколько вытягивается, так просто она сдаваться не желает.
– Ну, Тимоша… У меня ведь совсем нет денежек, – деланно-грустно вздыхает мамахен.
– Совсем-совсем? – изумленно спрашивает у нее ребенок, на секунду отрываясь от пищепрома.
Чуя победные гимны, бабусечка напускает на себя совершенно сиротский вид и, понурив голову отвечает:
– Совсем-совсем.
– Ну так иди и поаботай! – советует ей Ф., откусывая самый большой кусок.
Бабушка шамкает ртом, как камбала, я внутренне торжествую (ну так ей и надо, негодяйке), младенец болтает ножками и вытирает грязные руки о свитер.
– А как за-аботаешь, еще можно будет мне паавоз купить, – встает со скамейки Фасолий и берет меня за руку. – Пойдем, мама, бабе надо на аботу!
Нет. Хавает у нас не только бабушка. Мы всей семьей употребляем, так сказать, регулярно. Едва-едва и научимся смаковать.
Сложнее всего с торговыми точками. На фразу «Миленький, а давай сходим в магазин?» в младенчестве немедленно просыпается Сара Абрамовна. Ох уж эта мне Абрамовна! Она рассудительна, дотошна и жить не может без причинно-следственных связей.
Итак:
– Миленький, а давай сходим в магазин?
– И чито мы тама будем делать?
Характерный прищур Абрамовны не оставляет мне шансов. Она ждет одного-единственного ответа, в противном случае увы-с, «нама тама делать нечего».
Если ответить, что в магазин мы собираемся за продуктами (а именно за ними мы туда и собираемся), Сара Абрамовна цыкнет языком и незамедлительно спросит:
– А зачем?
Объяснять, что продукты нужны для того, чтобы приготовить обед, не стоит.
– Обедать не будем, – потупит глазки Сара Абрамовна. – Никогда!
Врать про то, что в магазине мы приобретем космический корабль для перелета в иные миры, тоже не советую. Нет, Абрамовна, теряя тапки, понесется за космолетами, но довольно быстро обнаружит, что «Рамстор» – это не Байконур, и уж тогда живые позавидуют мертвым.