50 и один шаг назад

Я на секунду замираю, собираясь с силами или же не давая себе бежать, как трусихе, и вхожу в палату.

Отец поднимает голову с подушки, удивлённо смотря на меня, как и я на него. По нему видно, что все эти капельницы, трубки в его теле истощили его. Под глазами залегли тёмные круги, а глаза потеряли жизненный цвет, кожа приобрела неприятный желтоватый оттенок, а лицо отекло.

– Мишель, – потрескавшимися губами шепчет он.

– Здравствуй, папа. Я пришла, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь? – Сглотнув, спрашиваю, продолжая стоять у двери и не имея сил сделать шаг к нему.

– Отвратительно, словно в меня не вливают витамины, а выкачивают жизнь, – он приподнимает уголок губ, и я усмехаюсь от его фразы.

– Хорошо… наверное, так и должно быть, – говоря, перевожу взгляд на окно, за которым всё так серо, как и в палате.

– Доченька, подойди ко мне, присядь. Я думаю, что должен объясниться. Я…

– Нет, не хочу этого слушать. Нет, – перебиваю его, резко разворачиваясь и хватаясь за ручку, чтобы сбежать. Дура, не надо было ехать сюда.

– Почему ты не дашь и мне шанс объяснить причины своего поведения? Почему он стал для тебя таким драгоценным, и ты готова прощать только его, а другие перестали быть для тебя людьми? – Слышу полный горечи голос отца, и это останавливает меня.

– Потому что вы все были против него, – шепчу я.

– Да, против него, дорогая, но не против тебя. Когда у меня случился приступ, первое о чём я подумал, что умираю. А второе, что оставляю тебя одну. Одну с ним, и у меня не хватило времени найти для тебя хорошего мужчину, который будет всегда защищать тебя. Я не успел, и мне стало страшно, хотелось бороться, лишь бы ещё немного дали времени, чтобы я всё сделал. Мишель, я прошу тебя, поговори со мной, выслушай меня.

– Хорошо, – киваю я, разворачиваясь и подходя к койке. – Только не оскорбляй его.

– Постараюсь, – хмыкает отец, нажимая на пульт и выключая телевизор.

Пододвигая стул, сажусь на него, нервно сжимая руки в замок.

– Я слушаю, – произношу я, и отец моргает, концентрируя взгляд на мне.

– Сначала, – его рука с капельницей на внешней стороне тянется ко мне, но я отшатываюсь от неё, подаваясь назад. Опустив взгляд из-за слёз, скопившихся в глазах отца, я чувствую себя гадко, но пока… не могу позволить ему трогать меня. Мне больно, сейчас я открыта для нападения, я слаба без Ника, и более чувствительная, чем раньше.

– Прости меня, доченька. Прости, что, вообще, поднял на тебя руку, что толкнул, что вот так всё вышло. Я даже не помню, как это произошло. Но меня трясло от злости и от отчаяния, что ты уходишь от меня. Ты моё сокровище, кроме тебя, у меня никого нет. Я любил тебя всю жизнь, работал ради тебя, чтобы ты никогда не знала, каково это – предавать, обманывать и даже мошенничать. Я много делал в жизни ужасных вещей, но всё это было ради тебя, ради твоего будущего. И я не мог остановиться, понимаешь? Просто не мог. А когда я услышал слова про любовь, про честность, про преданность, обращённые к Холду, а не ко мне, то у меня, наверное, помутился рассудок.

– Это всё началось раньше. Ника не было, когда мне было шестнадцать, и ты заставил меня встречаться с Теренсом, а в четырнадцать я участвовала в домашнем показе мод, чтобы мужики, сидящие у нас, могли дома дрочить на ребёнка. Его не было, когда ты то и дело всем рассказывал какие языки я знаю, что умею, чем увлекаюсь, какой у меня характер. Твой рассудок помутился раньше, и это никак не было связано с Николасом Холдом. Это был ты, – отрезаю я, и от вскипевших внутри воспоминаний я вскакиваю, затем снова сажусь.

– Я не думал, что Теренс и правда мог быть наркоманом. У них же есть определённые зрительные отличия, а у него не было, – отвечает он на мои обвинения.

– Потому что с вами он встречался, всегда приняв дозу. У него были расширены зрачки, мокрые ладони, он много пил воды. Но вы всё это списывали на нервы, вот они и были подтверждением моих слов. Проще было обвинить меня в обмане, чем поверить. Ведь никому проблемы не были нужны, а тем более тебе. Его родители только пригласили вас прокатиться на своей круизной яхте по Средиземноморью. Вы никогда не думали о своих детях, поэтому не надо распинаться и говорить тут о любви, – огрызаюсь я.

– Но это прошлое, Мишель. Ведь я сделал всё, чтобы никто больше не мог тебе навредить. Я отдал сумасшедшие деньги за уничтожение доказательств и твоей причастности, – оправдывается он.

– Они обманули тебя, – качаю я головой.

– Что?

– Они взяли деньги и обманули тебя. Мне Ник сказал, потому что он проверил это дело, и это он нашёл каждого из той истории и наказал, как и уничтожил улики. А тебя просто надули, – усмехаюсь я.

– Господи, о Господи, он и об этом знает, – отец издаёт слабый стон, хватаясь рукой за сердце. И я подскакиваю, страх внутри и моя причастность к новой смерти, к смерти отца заставляет меня простить моментально всё, что было, и я кладу руку на его ладонь.

Он поднимает голову, с блестящими глазами от слёз, и я поджимаю губы, не давая себе расплакаться.