Чтобы понять мотивы, побудившие меня написать этот рассказ, нужно вспомнить, какой была Дания в те годы, когда я там жил. Во всей стране была лишь горстка американцев, и их весьма уважали. Интереснее всего тот факт, что датчане совершенно не обращают внимания на цвет кожи. Более того, они, будучи нацией голубоглазых блондинов, считают черную кожу очень красивой и вполне искренне ею восхищаются. Такие взгляды распространены по всей Скандинавии.
Когда Мартин Лютер Кинг стал Нобелевским лауреатом, газеты заполнились восторженными статьями о его визите, а я, американский экс-патриот, очень гордился своей страной. Добрые известия всегда приятны.
Но радость моя продлилась лишь до того момента, когда я купил журнал «Тайм» и прочитал в нем статью о Кинге. Кроме всего прочего, в статье цитировались слова некоего простодушного сукина сына, шерифа-южанина. А высказался он в том духе, что Кинг, может, и считается важной персоной в Норвегии, но в его городке он был бы лишь еще одним ниггером.
Контраст между моим прошлым и уже ставшей привычной жизнью в Дании оказался шокирующим и болезненным. Когда я служил в армии, моя часть несколько лет располагалась в городках штатов Миссисипи, Флорида и Техас, и типов вроде того шерифа я насмотрелся предостаточно. Я просто успел про них забыть, и теперь меня охватил гнев. Желая выразить свой гнев в интеллигентной форме, я обдумал и написал этот рассказ — за один присест, так и не остыв. А если он кому-то покажется злым, то извиняться я не намерен.
Большой автобус «Грейхаунд» с тяжеловесной плавностью затормозил у остановки и распахнул двери.
— Спрингвиль! — объявил водитель. — Конечная остановка.
Пассажиры, толпясь в проходе между сиденьями, начали выбираться из салона навстречу палящему зною. Оставшись один на широком заднем сиденье, Сэм Моррисон терпеливо дожидался, когда автобус опустеет, а потом взял под мышку коробку из-под сигар, встал и двинулся к выходу. Сияние солнечного дня после полумрака, который создавали в салоне цветные стекла, казалось особенно ослепительным. От влажной жары миссисипского лета перехватывало дыхание. Сэм стал осторожно спускаться по ступенькам, глядя себе под ноги, и не заметил человека, стоявшего в двери автобуса. Вдруг что-то твердое уперлось ему в живот.
— Что за дела у тебя в Спрингвиле, парень?
Сэм, растерянно моргая, посмотрел сквозь очки в стальной оправе на жирного здоровенного верзилу в серой форме, который ткнул его короткой толстой дубинкой. Живот верзилы огромной гладкой дыней нависал над поясом, съехавшим на бедра.
— Я здесь проездом, сэр, — ответил Сэм Моррисон и снял свободной рукой шляпу, обнажив коротко подстриженные седеющие волосы. Он скользнул взглядом по багрово-красному лицу, золотому полицейскому значку на рубашке и опустил глаза.
— Куда едешь, парень? Не вздумай скрывать от меня… — снова прохрипел тот.
— В Картерет, сэр. Мой автобус отходит через час.
Полицейский что-то буркнул в ответ. Тяжелая, начиненная свинцом дубинка постучала по коробке, которую Сэм держал под мышкой.
— Что у тебя там? Пистолет?
— Нет, сэр. Я никогда не ношу оружия. — Сэм открыл коробку и протянул ее полицейскому: внутри был кусочек металла, несколько электронных блоков и маленький динамик; все было аккуратно соединено тонкими проводами. — Это… радиоприемник, сэр.
— Включи его.
Сэм нажал на рычажок и осторожно настроил приемник. Маленький репродуктор задребезжал, раздались слабые звуки музыки, еле слышные сквозь рычание автобусных моторов. Краснорожий засмеялся.