50 оттенков боли. Природа женской покорности

Случаи патологического усиления этого инстинкта подчинения в смысле мазохизма женщины должны были бы, собственно, встречаться довольно часто, но проявления их подавляются существующими нравами. Впрочем, разве мало молодых женщин, преклоняющих колени пред своими мужьями и возлюбленными? Разве у славянских народов, как гласит молва, женщины низших сословий не чувствуют себя несчастными, когда мужья не доказывают им своей благосклонности битьем?

Один венгр, которому можно верить, сообщает мне, что крестьянки в Солюгиерском округе не верят любви своих мужей, пока не получат в качестве любовной ласки первой пощечины.

Привести наблюдения, касающиеся мазохизма женщин, – задача для врача-наблюдателя нелегкая. Внутренние и внешние тормозы, стыдливость и нравственное чувство, естественно, препятствуют проявлению у женщины извращенных половых влечений.

В этом и нужно искать причину, почему до настоящего времени научно констатированы лишь следующие случаи мазохизма у женщин, которые мы приводим здесь.

Наблюдение 36. X., девушка, 21 года; мать была морфинистка и умерла несколько лет назад от какой-то нервной болезни, брат матери равным образом морфиноман; брат девушки неврастеник, другой – мазохист (влечение получать удары камышовой тростью от знатных гордых дам). X. никогда не страдала тяжкой болезнью, жалуется иногда только на головные боли. Говорит, что физически здорова, но временами считает себя помешанной, именно тогда, когда в ее воображении всплывают следующие представления.

С самой ранней юности она представляет себе, что ее наказывают, бичуют. Идеи эти всецело поглощают ее, и иногда самое горячее ее желание – получить сильные удары камышовой тростью.

Влечение это, как она полагает, возникло вследствие того, что один из «друзей ее отца, когда ей было лет 5, однажды шутя положил ее к себе на колени и нанес ей несколько легких ударов, делая вид, будто сечет ее. С той поры она жадно искала случаев быть высеченной, но, к ее величайшему прискорбию, желание это не исполнилось ни разу. В своих представлениях она видела себя беспомощной, связанной. Слова «камышовая трость», «сечь», «бичевать» вызывают в ней сильнейшее возбуждение. Только приблизительно год тому назад она стала приводить свои идеи в связь с мужским полом, до того же времени роль бичующего лица в образах ее фантазии всегда играла учительница или даже просто какая-нибудь карающая рука.

В настоящее время она желает быть рабой любимого мужчины, она хочет получать от него удары, целовать его ногу.

О том, что ощущение это полового характера, больная не знает.

Приведем несколько выдержек из ее писем, свидетельствующих о мазохистском характере данного случая.

«Прежде, когда мои представления не хотели оставлять меня, я серьезно подумывала о том, чтобы отправиться в дом умалишенных. К этой мысли я пришла после того, как прочла историю директора одной лечебницы для душевнобольных, который вытащил одну даму за волосы из постели, осыпал ее ударами палкой и бичом. Я надеялась, что в таких заведениях со мной поступят таким же образом, и, следовательно, бессознательно для себя связывала свои представления с мужчинами. Всего охотнее, однако, я рисовала в своем воображении, как меня беспощадно бьют грубые, невежественные сиделки».

«Я мысленно лежу ниц перед ним, и он одну ногу ставит на мою шею, а другую я покрываю поцелуями. Я витаю в этих мыслях, причем он меня не бьет, но картины быстро сменяют одна другую, и вот я представляю себе, как он осыпает меня ударами. Однако я уже и в ударах вижу доказательство любви; он очень добр и нежен ко мне и бьет меня от избытка страсти. Я воображаю себе, что только из любви он наделяет меня ударами и что это доставляет ему величайшее наслаждение. Очень часто я мечтала уже о том, что я его раб, и, удивительно, именно раб, а не рабыня! Так, например, мне казалось, будто он – Робинзон, а я дикарь, который ему служит. Воображение часто рисует мне картину, в которой он, Робинзон, кладет мне, Пятнице, на шею свою ногу. Теперь я нахожу объяснение для вышеупомянутого представления, а именно: я считаю женщину, в общем, существом низшим, стоящим ниже мужчины, но так как я обычно очень горда и ни за что не допущу властвовать над собой, то я и думаю, как мужчина, который от природы горд и властен; тем сильнее, конечно, должно быть унижение такой женщины, как я, пред любимым мужчиной. Я представляла себе также, что я его рабыня, но это не удовлетворяло меня. Ведь в конце концов всякая женщина может служить рабыней своему мужу!»