Денежный ящик фабрики был пуст. Пришлось срочно телеграфировать в Хемниц на заводы Гартмана и Шенхера и отменять все заказы. «Я, к ужасу, скоро убедился, что дело стоит на краю гибели», — писал Четвериков-младший. Через много лет, будучи уже семидесятилетним стариком, он вспоминал: «Я страстно любил отца и на его могиле дал обещание посвятить свою жизнь восстановлению этого столь доброго имени. Мне понадобилось 36 лет, чтобы обещание исполнить. За эти 36 лет большинство кредиторов перемерло и давно все об этом забыли, — не забыл только я».
После смерти отца полное руководство фабрикой взял на себя 21-летний Сергей Иванович Четвериков. Мечты об артистической и музыкальной карьере были забыты. Нечего было думать и о внедрении на производстве передовых методов ведения хозяйства, с которыми молодой человек познакомился за рубежом. И в этой непростой ситуации на помощь Сергею Ивановичу Четверикову пришла московская предпринимательская солидарность, основанная на кровном родстве. Сработал кодекс «купеческой чести». Кредиторы отца собрались на совещание и постановили «не теснить» семью обанкротившегося товарища, не настаивать на немедленной оплате счетов и дать время как-нибудь устроить дело. Фабрика была спешно преобразована в паевое товарищество, а выданные на сумму 260 тыс. рублей паи были приняты в залог Московским купеческим банком с возможностью их обратного выкупа в течение 10 лет.
Затем к делу подключились родственники. К тому времени Сергей Иванович уже был женат на дочери купца Владимира Семеновича Алексеева, возглавлявшего огромную торгово-промышленную фирму. Алексеевы владели хлопкоочистительными заводами, шерстомойнями, конными заводами и даже золотоканительной фабрикой. Они взяли на себя часть ответственности за долги фабрики, а поступившая от них денежная помощь позволила молодому хозяину все-таки купить в Германии машины и приступить к реорганизации предприятия.
Но Сергей Иванович понимал, что одной технической модернизации для успеха дела недостаточно. И тогда он первым из русских промышленников пошел на радикальное улучшение условий труда и быта рабочих: сократил рабочий день с 12 до 9 часов, ликвидировал ночные смены для женщин и малолетних, основал фабричную школу, позволил бригадирам самим устанавливать количество работников, что привело к росту зарплаты. А после Морозовской стачки в 1885 г. даже представил в специально созданную правительственную комиссию обоснование двухсменной работы по 10 и 8 часов с чередованием смен через неделю, где доказывал, что такой порядок экономически выгоднее круглосуточной работы двумя сменами по 12 часов. Среди промышленников эта «новомодная затея» вызвала немало скепсиса и нареканий.
Многие предсказывали полный провал авантюры молодого бизнесмена, и первое время казалось, что их прогнозы сбываются. Городищенская фабрика продолжала оставаться малодоходной, принося всего 5 % прибыли. Однако причина была не в том, что Четвериков плохо работал — товар не находил сбыта, поскольку рынок был наводнен продукцией конкурентов, мануфактуристов из Лодзи.
Польские изделия, не очень высокого качества, но дешевые, с хорошим рисунком, пользовались повышенным спросом покупателей. Секрет производства был прост: для снижения себестоимости поляки добавляли в шерсть большое количество малоценных примесей. Многие российские промышленники стали склоняться к «польскому варианту», усмотрев в нем немалые перспективы. Однако Четвериков, проанализировав ситуацию, пришел к выводу, что не стоит копировать сомнительный рецепт преуспеяния, и сделал ставку на гарантированное качество.
Фактически он попросту не стал ничего менять в технологии производства своих тканей. Результат не замедлил сказаться. Очень скоро оказалось, что рынок до отказа забит дешевыми и не очень качественными изделиями, а добротные товары, на которые спрос вырос, могли производить лишь немногие мануфактуры. Среди них была и Городищенская суконно-красильная фабрика. Показательно, что в 90-х гг. XIX в. ни один престижный текстильный магазин Польши, даже в самой Лодзи, не обходился без продукции товарищества Четверикова.
Тогда некогда убыточная Городищенская мануфактура наконец-то стала «многодоходной». А в конце 1907 г. в московской прессе появились довольно странные объявления. Известный капиталист Сергей Иванович Четвериков разыскивал старых кредиторов своего отца путем публикаций в газете, хотя многим сделкам было более 30 лет. Четвериковская щепетильность по отношению к родительским долгам вошла в поговорку и потрясла даже московское купечество, само по себе патриархально-порядочное в делах. Например, потомственный купец П. А. Бурышкин в своей книге писал, что С. И. Четвериков заслужил право «пользоваться репутацией самого выдающегося и кристаллически честного промышленника и общественного деятеля старой Москвы, к голосу которого всегда внимательно прислушивались».