50 знаменитых любовниц

Это действительно смешно, но, по словам Грейвза (а он уверяет, что опирался на труды множества античных авторов), Клавдий передал жене «большую часть своих обязанностей блюстителя нравов». Вероятно, именно в этом качестве Мессалина посвящала все свободное время проверке морального уровня сограждан, а заодно и карала тех, кто, с ее точки зрения, недостаточно «соответствовал». Жизнью платили и надоевшие любовники за излишнюю пылкость, и те, кто не пожелал удовлетворить ненасытную похоть императрицы — за неуместную холодность. К последним относился и экс-консул Аппий Юний Силан, которого Мессалина сначала женила на своей вдовой матери и поселила во дворце, к себе поближе, а затем оговорила и подвела под казнь, когда он наотрез отказался разделить ложе со своей падчерицей, сказав, что он человек влюбчивый, но не нечестный. Вслед за ним в Царство мертвых отправился любимый «советник по ученым делам» Клавдия, вольноотпущенник (бывший раб, получивший свободу) Полибий, так как Мессалина привела доказательства, что он продает право римского гражданства и кладет деньги в свой карман (между нами говоря, этим вовсю занималась сама императрица). Показательна история Валерия Азиатика, дважды избиравшегося консулом, отличившегося в походе против британцев, которого Мессалина задумала погубить, по словам Тацита, «зарясь на сады, разбитые в свое время Лукуллом и доведенные Азиатиком до поразительного великолепия». Он был обвинен в заговоре против Клавдия, «в развращении воинов, которые, получая от него деньги и предаваясь распутству, превратились в толпу разнузданных негодяев, затем в прелюбодейной связи с Поппеей (речь идет о Поппее Сабине, теще будущего императора Нерона) и, наконец, в недостойном мужчины разврате». Выступление Азиатика в свою защиту заставило разрыдаться даже Мессалину, однако, выбегая из покоя, чтобы смыть слезы, она не забыла шепнуть обвинителям наказ «никоим образом не дать подсудимому ускользнуть». Учитывая прошлые заслуги, Азиатику была дарована «милость» покончить с собой. «Проделав обычные гимнастические упражнения, обмыв тело и весело пообедав, он напоследок сказал, что для него было бы гораздо почетнее погибнуть от коварства Тиберия или от вспышки ярости Гая Цезаря (Калигулы), чем из-за того, что его оболгали женщина и мерзостный рот Вителлия (приспешника Клавдия), и затем вскрыл себе вены, осмотрев, однако, до этого свой погребальный костер и приказав перенести его на другое место, дабы от его жара не пострадала густая листва деревьев: таково было его самообладание в последние мгновения перед концом», — пишет Тацит.

Судя по всему, Мессалина нашла для себя верный способ решать все «наболевшие» вопросы — головы летели направо и налево. Одним словом: «Нет человека — нет проблемы». Причем сценарий был всегда один и тот же — до скучного примитивный: замыслив избавиться от очередного неугодного лица, она придумывала невероятные злодеяния, якобы совершенные или планируемые, подкупала или запугивала свидетелей и, заручившись поддержкой советников легковерного Клавдия, припадала к его ногам, вдохновенно громоздя ложь на ложь и щедро перемежая заготовленные обвинения клятвами в безмерной любви и неустанной заботе об императорском благополучии. Поверить в ее искренность мог лишь тот, кто очень хотел верить, однако влюбленный Клавдий раз за разом заглатывал наживку и подписывал смертные приговоры, что называется, не глядя. Действительно, долгое время Мессалина пользовалась безграничным доверием, вплоть до того, что получила разрешение применять от имени принцепса дубликат его личной печати для всех писем и документов. И весь этот «дилижанс» плавно катился по наезженной дорожке: Клавдий старательно закрывал глаза на очевидное, Мессалина — открывала объятия и рубила головы, советники — набивали карманы. Все были довольны.