В отношениях с Мари между любовью и благоразумием победило благоразумие. Содержать привыкшую к роскоши куртизанку он был не в состоянии, как и что-либо изменить в ее жизни. 30 августа 1845 г. Александр написал ей прощальное письмо. «Дорогая Мари, я не настолько богат, чтобы любить вас так, как мне хотелось бы, и не настолько беден, чтобы быть любимым так, как хотелось бы вам. И поэтому давайте забудем оба: вы — имя, которое вам было, должно быть, почти безразлично; я — счастье, которое мне больше не доступно. Бесполезно рассказывать вам, как мне грустно, потому что вы и сами знаете, как я вас люблю. Итак, прощайте. Вы слишком благородны, чтобы не понять причин, побудивших меня написать вам это письмо, и слишком умны, чтобы не простить меня. С тысячью лучших воспоминаний. А. Д.» Любовь еще долго тлела в душе Аде и образ Мари занимал его воображение, но сердце его не разбилось. Только любовницу он теперь выбрал себе попроще — актрису театра Анаис Льевен.
Мари же привыкла к непродолжительным любовным связям — это был ее удел. Она и Дюма-отцу глазки строила. «О сегодняшней любви она помышляла не больше, чем о завтрашнем увлечении, — писал французский критик Ж. Жанен в предисловии к пьесе Дюма-сына „Дама с камелиями“. — У нее, по сути дела, была душа гризетки, которая пыталась внедриться в тело куртизанки». Если у Мари и осталась рана в сердце, нанесенная разрывом с Аде, то этого никто не заметил. Она так же блистала в свете и вскоре нашла ему полноценную замену.
Ференц Лист — великий венгерский музыкант, «прекрасный, как полубог», как раз в этот момент оказался в «глухом одиночестве» после 14-летней связи с Мари д’Агу. Ференц по достоинству оценил не только упорство и уверенность Дюплесси в своей неотразимости, но и тонкий вкус, изысканные манеры, ум и чувство юмора. О его музыке она могла говорить часами. Мари удалось «убрать с дороги» еще одну претендентку на сердце Листа — Лолу Монтес, каким-то образом убедив ее отказаться от притязаний на любовь композитора. Впервые «королева бульваров» ревновала и верила всем обещаниям, которые щедро раздавал Ференц. Но даже романтическое путешествие по странам Востока, о котором так мечтала Мари, оказалось очередным замком из песка.
Да и жизнь Дюплесси все больше напоминала неумолимые песочные часы. Она чувствовала, как капля за каплей истекают ее жизненные силы, как мало времени остается для веселой жизни. Судьба подарила ей последнюю встречу, последнюю возможность любить и быть любимой. Весь Париж с восторгом наблюдал, как Мари отбила любовника у своей старинной соперницы Алисы Ози, и заключал пари, насколько долго продлится эта экстравагантная связь «Дамы с камелиями» и графа Эдуарда Перрего. Теперь каждый ее наряд стоил не менее десяти тысяч франков. Глядя на счастливую Мари, всем становилась ясно, что ее воздыхатель не только щедр к своей фаворитке, но и без оглядки влюблен. Эдуард, по мнению света, повел себя более чем странно. Он не только отправился с ней в путешествие по Англии, но и 21 февраля 1846 г. в Лондоне сочетался с Мари гражданским браком.
Наконец-то мечта Дюплесси о дворянстве исполнилась. Мари поспешила украсить дверцы своей кареты графскими гербами, но оказалось, что кое-какие формальности не были соблюдены, и брак во Франции был признан недействительным. Супруги расстались по обоюдному согласию, вернув друг другу свободу. Граф Перрего никому не сообщил подробностей столь скоропалительного брака: может, он хотел привязать к себе легкомысленную возлюбленную или выполнил желание женщины, предчувствующей свою кончину. В свете поговаривали, что у него серьезные финансовые проблемы и Дюплесси осталась без материальной помощи.
Для самой Мари последний год был очень грустным и тяжелым. Чахотка приобрела скоротечную форму. Мари таяла на глазах, но продолжала вести привычную ей богемную жизнь, танцевала на балах, посещала модные курорты. Долги графини Дюплесси росли с катастрофической быстротой. Всего за год все ее богатство, состоявшее в основном из драгоценностей, словно испарилось. В доме появились «налой, крытый трипом» и «две позолоченные Девы Марии». Многочисленные друзья почему-то забыли дорогу в ее уютное гнездышко. Последний раз ее видели в Опере в конце января. Два лакея внесли в ложу тень от женщины, некогда блиставшей своей красотой. В руках у нее был громадный букет белоснежных камелий. Больше она не покидала свой дом и никого не принимала. Мари отказала в последнем свидании даже Эдуарду Перрего.
3 февраля 1847 г., когда парижские улицы кружились в веселом карнавале, Мари тихо угасла. «Ее утонченный вкус проявился даже в ее последней воле: она завещала похоронить себя на рассвете, в каком-нибудь уединенном, даже таинственном месте, без особой помпы и шума». Эта часть завещания была выполнена. Ее тело, подарившее мужчинам столько ласки и удовольствия, все засыпанное белыми камелиями, сопровождали до Монмартрского кладбища только два человека: Эдуард Перрего и Эдуард Делессер.