Новый враг появился у меня – голод. Теперь я чуть ли не ползла вдоль берега, хотя все время помнила, что в прибрежной грязи прячутся ядовитые скаты. «Наступишь на ската – конец тебе», – повторяла я про себя предостережение отца. Рана на ноге начала гноиться. Надо было бы удалить из-под кожи мушиные яйца, но не было ни пинцета, ни иглы, чтобы это сделать. И кроме того, это отняло бы много времени.
Я легла на песок. Рядом тянулась цепочка черепашьих следов. Хоть черепашьих яиц поем, подумала я, но глаза мои слипались. Слава богу, я не успела заснуть, потому что краешком глаза увидела неподалеку пять крошечных аллигаторов. Сон как рукой сняло; если их родители увидят меня рядом, они нападут на меня. Шатаясь, я побрела в сторону от этого места.
Рука, искусанная насекомыми, опухла; она болела и гноилась. Я пыталась обвязать ее обрывком полотняного мешочка из-под конфет, но это не помогло. Боже, думала я, мне, наверное, ампутируют руку… Если я вообще останусь жива.
У меня оставалось колечко в форме спирали. С трудом я разломала его на острые кусочки и попыталась ими вытащить личинки мух. Конечно, всех личинок мне не удалось бы вытащить, да и мухи, вившиеся надо мной, тут же отложили бы новые, но все же это была борьба за жизнь.
Наверное, меня спасло то, что я умела хорошо плавать. Пользуясь сильным течением, я проплывала километр, стараясь держаться ближе к берегу – так, чтобы видеть дно, потом вылезала на берег, отдыхала и снова лезла в воду…
В один из вечеров последний луч солнца осветил в кустах большого тапира. Мы едва не столкнулись с ним нос к носу и тут же бросились, не разбирая дороги, в разные стороны. Каждый вечер я мечтала увидеть среди тьмы свет, но так и не увидела. В этой глуши мне не довелось увидеть даже следа человека. Я видела лишь аллигаторов, покрытых грязью, таких омерзительных и неповоротливых на суше и почти быстрых в воде. Вокруг летали тучи красивых попугаев, крошечных колибри, носились по ветвям обезьяны. И везде – мухи и комары.
В тине сидели лягушки – огромные, окрашенные в темные цвета. При виде меня они начинали квакать, переваливаясь в грязи. Я видела жирных гусениц, лезших по деревьям, но одно лишь прикосновение к ним могло вызвать бешеную боль. Я обходила муравейники, а с деревьев в любой момент могли посыпаться на меня еще худшие муравьи – «огненные», о которых индейцы рассказывают, что они обгладывают человека с немыслимой быстротой. Огромные пауки старательно плели между деревьями прочные сети.
Через некоторое время течение убыстрилось настолько, что о плавании не могло быть и речи. Мне хотелось только одного: покоя. Лечь и не вставать. Кажется, меня потихоньку покидала сила воли. Легла там, где остановилась, положила голову на песок. Потом все же решила хоть немного осмотреться, подняла с трудом голову и увидела лодку.
Лодка привязана была к колышку, вбитому в берег; в заросли уходила узкая тропинка. В конце ее виднелась хижина из пальмовых ветвей. Доковыляв до хижины, я убедилась в том, что она совсем еще новая. Внутри лежали подвесной мотор и канистра с бензином, прикрытые пластиком. Не знаю, сколько я пролежала у хижины, но, когда стемнело, я вползла внутрь. В первый раз за девять ночей у меня над головой была крыша. Но спалось скверно. Мучили комары. Всю ночь я вслушивалась: не услышу ли человеческие голоса?
Нет, я не могла полагаться на быстрое возвращение людей. Надо продолжить путь. Лодку брать нельзя: я не умею с ней обращаться. Придется по-старому плыть и идти, идти и плыть.
В хижине я нашла тюбик вазелина и втирала его в кожу в надежде избавиться от личинок. Не помогло. Правая рука выглядела так, что я вновь впала в отчаяние: если я попаду к людям не скоро, мне ее ампутируют.
И тут я услышала голоса. Из леса вышли трое больших мужчин в шортах. Первые люди за десять с половиной дней! И первые слова, которые обращены были ко мне: «Эй, сеньорита! Чего вы тут расселись?»
Упала с высоты 10 тыс. м