52 Гц (СИ)

Майклу захотелось спрятать лицо в руках. Он сдержался лишь потому, что опустил глаза в землю. Ему показалось, это уже не солнце грело ему лицо, а направленный на него софит обжигал кожу до мяса. Ссутулившись, он поднял голову, посмотрел на Джеймса снизу вверх. Питер, явно слегка оглушенный, рассеянно смотрел по сторонам. Джеймс нервным жестом засучил до локтей рукава свитшота. Руки были в татуировках — обе, от запястий и выше, сплошь забиты узорами. Майкл зацепился взглядом за рисунок на левой — там, на тыльной стороне, были темные волны, пузырьки воздуха и длинная, хорошо узнаваемая морда кита.

Почему кита?.. — удивился Майкл, цепляясь за эту мысль, лишь бы не возвращаться к вороху других, горьких, полных раскаяния и сожалений. — Зачем — кита?..

Джеймс заметил его взгляд, опустил рукава обратно, скрывая рисунки.

— Подумай об этом, — сказал он, тряхнул Питера за плечо.

— Я подумаю, — ответил тот, заторможенный, словно лунатик.

Майкл встал, бросил сигарету в траву.

— Мне нужно переодеться, — сказал он.

И позорно сбежал. Находиться рядом с Джеймсом вдруг стало просто невыносимо.

Глава 13

Майкл впервые работал с дублером настолько плотно. Прежние фильмы не требовали столько трюков, но тут был весь букет, будто его собирали нарочно: и драки, и лошади, и рискованные прыжки и падения. Майкл рвался делать все сам, но режиссер упирался, и самые опасные дубли делал Шеймус.

Майкл по этому поводу был в крайне смешанных чувствах. Он не мог не ставить себя на его место и понимал, что каждая отобранная у Шеймуса сцена была не просто отнятым рабочим днем, но чем-то большим. Будь он сам на месте Шеймуса, он бы себя за такое просто возненавидел. Но тот, кажется, вообще не думал о славе — он думал лишь о том, чтобы как следует сделать свою работу, и если Майкл продавливал режиссера и сам участвовал в драке — Шеймус всегда был рядом, подсказывал, что и как лучше сделать, подбадривал, увлеченно помогал отрепетировать сценографию. Его словно не волновало, сколько раз он появится на экране. Майкл чувствовал благодарность — и вину. Поэтому старался провести с ним побольше времени просто по-человечески.

Они все решили с Питером, тот больше не приставал к нему с разговорами, предпочитая валандаться вместе с Джеймсом. Они блуждали по площадке туда-сюда чуть ли не под ручку. Джеймс что-то рассказывал, Питер слушал, даже можно было сказать — внимал.

Майкл смотрел на них, отмечая, как они одновременно и похожи, и нет. Невольно искал в Питере отстраненным взглядом черты того Джеймса, которого помнил, лелеял в памяти. Видел, находил, но картинка рябила, двоилась. Он щурил глаза, глядя сквозь ресницы на Питера, чтобы нечеткий силуэт легче было подогнать под образ из воспоминаний, но ничего не выходило. Тот, прежний Джеймс, с романтическими локонами у лица и мягкой улыбкой, теперь был призраком. Его нельзя было встретить еще раз. Его не было в Питере. Его и в нынешнем Джеймсе-то не было.

Тот мальчик умер от горя.

Из-за него.

А нового Джеймса Майкл не знал. И, наверное, это была единственно верная идея — отпустить все и не начинать заново. Джеймс, как всегда, был мудрее. Всегда был.

Майкл смотрел на этих двоих, курил, выдувая дым в сторону от Шеймуса. Тот сидел рядом, смотрел на суету на площадке перед подготовкой очередной сцены. Они оба были уже готовы к съемкам — в одинаковых костюмах, в одинаковых париках. Ждали начала.

— А тебе нравится фильм? — спросил Майкл, пальцем сняв с языка крошку табака.

Шеймус, скрестив руки на груди, пожал плечами.

— Я считаю, Англия опять легко отделалась, — он кивнул на Питера. — но я другого и не ждал. А вообще — да. Да, нравится. Хоть на экране увижу, как ирландец нагнет брита и выдерет в жопу, чтоб тот пищал.

Майкл с улыбкой покосился на него, решив, что это обыкновенная непристойная шутка, но Шеймус не улыбался. И, кажется, не шутил.

— Но не все англичане тогда были уродами, — возразил Майкл. — Что тогда, что сейчас. Тут нет черного и белого…

Шеймус посмотрел на него краем глаза, снова уставился на Питера.

— И кому от этого было легче? — спросил Шеймус.

— Спасенным людям. Тем, кому они помогали.

— Теория малых дел не работает, если воюешь с правительством, — сказал Шеймус. — Вместо того, чтобы окапываться в поместье и спасать сто человек, ему нужно было вернуться в Лондон и кричать там на улицах о том, что происходит. Если уж он вообще хотел кого-то спасти, не надо было размениваться на сотни жизней, пока умирали сотни тысяч.

— Так ты считаешь, что отец Донован был прав? — спросил Майкл, с интересом глядя на Шеймуса. Ему самому патриотизм Эрика казался слегка умозрительным — и он уцепился за возможность поговорить с тем, кто искренне верил в идеи главного антагониста.

— Конечно, прав, — убежденно сказал Шеймус. — И если бы этот, — он взмахом руки указал на Питера, — не задурил МакТиру голову, у них бы все получилось.

— Но какой ценой? — почти автоматически спросил Майкл.

Шеймус повернулся, посмотрел на него.

— Какой ценой? — повторил он. — А какая цена должна быть у свободы? Какая, по-твоему — не слишком высокая?