52 причины моей ненависти к отцу (ЛП)

Роландо не удивлен. Он просто кивает, подтверждая свои подозрения.

— Ты же… никому не говорил? — спрашиваю я, вдруг почувствовав тревогу и тошноту при мысли о зернистой фотографии меня, показанной сегодня вечером в Access Hollywood. — Ну, своей девушке? Или кому-то из «Дона Жуана»?

— Да не, — беспечно говорит он. — Я подумал, если бы ты хотела, чтобы люди знали, кто ты, то что-нибудь сказала бы.

Я с облегчением выдыхаю.

— Спасибо.

— Почему же, — продолжает он, — Лексингтон Ларраби работает в «Тако Дона Жуана»?

— Нуу, — со смехом начинаю я, — это долгая история. Готов выслушать?

— Сегодня моя мама готовит энчилады, — говорит он мне. — У нее лучшие энчилады за пределами Мексики. Не хочешь прийти к нам на ужин?

Я смотрю на телефон. Все еще ни словечка от Люка о том, когда он будет здесь. И кроме того, отложить возможность лицезреть его еще на несколько часов? Довольно трудно устоять.

Я внутренне улыбаюсь, когда думаю, как он заявляется сюда и не находит меня. И абсолютно, полностью выходит из себя.

Так-так. Посмотрим, кто теперь хозяин положения.

Я выключаю телефон и убираю его в сумку.

— Конечно, — отвечаю я, пожав плечами. — Почему бы и нет?

— Круто, — говорит он, показывая на автобусную остановку на углу: — Пошли, можешь поехать со мной.

Я с тревогой смотрю в направлении, куда указывает его палец.

— На автобусе?

Он отпускает смешок.

— О да, уверен, ты никогда не ездила на общественном транспорте до этого момента.

— Не совсем верно, — поправляю его. — Как-то, когда мне было тринадцать, я была в метро в Париже. — Замолкаю, а затем быстро вношу поправку: — Хотя это было празднование открытия новой линии, и вагон был пуст, за исключением меня, отца и кучи французской прессы.

— Не в счет.

— Ну да, наверное.

Он протягивает мне снятую с себя толстовку:

— Надень-ка. — Затем подмигивает мне: — Небольшая дополнительная маскировка.

Я принимаю ее и продеваю руки в рукава. Она поношенная, но пахнет кондиционером для белья. И ощущается невероятно мягко на моей коже. Словно я никогда прежде не чувствовала подобного. По какой-то причине это напоминает мне о маме. Или тех мелочах, что я о ней помню.

Думаю, это происходит с одеждой, если вы носите ее дольше одного сезона.

— Пошли, девочка. — Роландо тянет меня за одолженный рукав. — Я покажу тебе своего водителя.

Я смеюсь, надеваю парик обратно и прикрываю его капюшоном. Роландо тянет вниз шнурки с обеих сторон, теперь ткань плотно прилегает к голове.

— Отлично. — Он улыбается от уха до уха. — Ни капли не выделяешься.

Глава 30 Как смеются другие

Автобус набит битком, и все, кажется, как и мы, недавно освободились после восьмичасового рабочего дня. Что определенно не помогает министерству ароматов, но я изо всех сил скрываю свое недовольство. Не хочется обижать Роландо, для которого это явно каждодневная рутина, судя по плавности движений, когда он пробирается через салон, держась за поручни, как ребенок на турнике детской площадки.

Пытаюсь подражать его технике, но я решительно менее сведуща в этом вопросе, потому что в конечном итоге с таким «ровным» движением по пути врезаюсь во всех подряд.

Роландо находит два места в задней части салона. Он оживленно болтает, пока автобус проделывает свой путь по широкому бульвару. Есть в Роландо нечто невинное и интригующее. Это как смотреть, как кто-то прыгает на кровати. Ты не можешь сдержаться и смеешься, сбрасываешь обувь и присоединяешься.

Он на все реагирует с заразительным оптимизмом. Кажется, его ничто не беспокоит. Он рассказывает мне истории о взрослении в «подмышке Лос-Анджелеса», как он называет свой район, и учебе в местном колледже, но после только одного семестра ему пришлось выйти на работу в «Дон Жуан», чтобы помогать содержать семью, потому что у отца был сердечный приступ и он на время отошел от работы. Но когда Роландо это рассказывает, он не ноет о несчастье своей семьи — он остается веселым и беззаботным, как будто просто пересказывает драматический эпизод любимого сериала.

Меня восхищает это его качество.

С ним так легко общаться. Его энергия расслабляет, ей как-то удается подавить почти постоянное пламя, что всегда угрожает вспыхнуть в моей груди. Я собираю усилия, чтобы открыться ему. Поэтому, когда разговор возвращается обратно к моей недельной работе в «Доне Жуане», я рассказываю ему безоговорочно все. Ну, типа выплескиваю.

Роландо прекрасный слушатель. И лучшая часть этого открытия в том, что ему за это не платили. Он не работает на моего отца. Он не на обеспечении семьи Ларраби. Он просто хочет услышать то, что я хочу сказать. И когда я говорю, ему, кажется, действительно не все равно.

— Так эти работы, — начинает он задумчиво, как только я замолкаю, — они что-то значат или просто выбраны случайным образом?

Его вопрос застает меня врасплох. После всех болей и жалоб в течение последних месяцев, после всех способов выбраться из этого кошмара — я даже не подумала спросить об этом.

— Я не знаю, — наконец признаю. — Думаю, случайным образом. То есть никто никогда не говорил мне об обратном.