54 метра

Тихо падал снег. Оставалось две недели до Нового года и чуть меньше до нашего отпуска. Все были охвачены предновогодним настроением. Вся страна. И мы не были исключением. В нашей стране такой масштабный праздник, как встреча нового календарного года, подобен стихийному бедствию, о котором люди заранее знают и готовятся. Люди за несколько месяцев до «конца света» начинают все планировать и расписывать на время «Ч». А в последний месяц лихорадочно скупать продукты, чтобы хватило пережить катастрофу под названием «ПРАЗДНИК». В последний месяц, декабрь, многие, чуть тронувшись умом от обилия других праздников, таких как 12 декабря, Ханука, Рамазан и католическое Рождество, начинают пить из солидарности со всем миром. Не выпивать, а именно пить. Безудержное веселье, взрывы петард, драки, масштабные корпоративы, люди, лежащие лицом в сугробах, шатающиеся и еле стоящие на ногах пешеходы, удушливый перегар в вагонах метрополитена по утрам и вечерам, обблеванные подъезды, обоссанные парадные, отравленные некачественным алкоголем люди с желтым оттенком лица. Все это напоминало одну бесконечную пятницу и вносило в и без того экстремальную жизнь адреналин.

Нам очень хотелось куда-нибудь свалить из «системы». И о, чудо! Получилось. У меня и Парамона на руках оказались билеты во «Дворец», на премьеру балетной постановки. Ни во «Дворце», ни в балете мы ни разу не были, и было очень интересно. Придя в сам «Дворец» и сняв шинели, мы принялись осматриваться. Комбинатор сразу заметил большие плитки шоколада в буфете и, радуясь их дешевизне, принялся запасаться, готовясь к просмотру зрелища. Я же свой взор метал по холлу в поисках интересной особи женского пола. И уже начал вести с кем-то светскую беседу, как зазвенели звонки. Пора найти свои места, что мы и сделали. Парамон с охапкой шоколада сел рядом со мной, на галерке, и, не дожидаясь начала выступления, принялся улепетывать сладкое, активно шурша фольгой. Если и существовал прототип знаменитого Карлсона, то он сидел рядом, перепачканный «глазурью».

— Чего? — спрашивает он, ловя мой недовольный взгляд на себе. — Хочешь кусочек?

Я отрицательно качаю головой.

— Ну и правильно, я бы все равно тебе его не дал, — облизывая пальцы, говорит «шоколадный магнат».

В зале погас свет и под увертюру «Лебединого озера» на сцене появились девушки в белых балетных пачках и один мужик в такого же цвета лосинах. В тишине зрительного зала, набитого эстетами под завязку, раздался голос Парамона, забравшего уже у какого-то иностранца бинокль и всмотревшегося в происходящее на сцене более детально: «Мужик-то в колготках! Гей, что ли? Представляешь, видно очертания его „инструмента“!» Возможно, говорил он это достаточно негромко. Но почему-то его слова, попадая в тишину между тактами, услышали все, сидящие в радиусе тридцати-сорока человек от нас. Я видел, как они стихийно оборачивались и смотрели на нас, как на инопланетян. Я с силой вжался в кресло, пытаясь скатиться ниже, но коленки уперлись в спинку впереди стоящего сиденья.

Иностранец, лишившийся по своей наивности бинокля, в это время тщетно пытался отнять его у Парамона. Поначалу его попытки были относительно аккуратны и культурны, но постепенно они стали более настойчивы и грубы. Парамоха, несмотря на свою комплекцию, юрко уворачивался от рук зарубежного гостя, ерзая в ограниченном пространстве кресла, и возмущался:

— Что за отсутствие терпения? Что, подождать не можешь?

А когда тот все-таки вырвал бинокуляры из цепких ручонок Карлсона, громко заявил:

— Хам ты трамвайный!

Все снова повернулись и посмотрели на нас.

— Ш-ш-ш, — зашипели они нам. Но Парамон, поднеся палец к своим губам, зашипел, наклоняясь ко мне. Будто это я шумлю. Шипевшая окружающая реальность на миг замешкалась и с удвоенной силой зашипела теперь на меня одного. ОНИ ВСЕ ПОДУМАЛИ, ЧТО ЭТО Я.

— Ах ты сволочь, — сквозь зубы заявил я ПОДСТАВЕ и стукнул по ноге толстяка кулаком. Но тот тихо засмеялся и, прислушиваясь к звукам на сцене, принялся есть следующую шоколадку, пытаясь шелестеть фольгой под такты музыки. Но получалось в два раза громче прежнего, чем когда он не пытался делать это. Вся галерка смотрела уже не на сцену, а на нас. Мне начинало казаться, что я сейчас расплавлюсь, как шоколад на лице Парамона, и стеку на пол, как по его подбородку.

Этому же экземпляру находчивости не занимать. В доли секунды сообразив, что на нас снова смотрят, он громко сказал, кинув мне в руки недоеденную шоколадку в фольге, которая зашелестела и покатилась по мне на пол:

— Саша! Что ты как свинья какая-то?! С тобой всегда одни проблемы! Пора научиться себя сдерживать!