5том. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне

— Черт возьми! Проехать нельзя, мост через Илетту разрушен!

— Как! — вскричал генерал, — мост через Илетту разрушен? Да что вы такое выдумываете? Мост разрушен!

— Конечно, генерал! Но, как положено на маневрах, он разрушен условно.

Генерал Декюир не любил злых шуток.

— Вы не лишены остроумия, молодой человек, — сказал он с досадой.

У Вье-Бака они с громыханием проехали по железному мосту и выбрались на древнюю римскую дорогу, которая связывает Торси-ля-Миранд с главным городом департамента. В небе близ полумесяца разгоралась серебристым огнем Венера. Они сделали около тридцати километров, не встретив войск. У Сент-Эвариста попался ужасный подъем. Машина закряхтела, как усталое животное, но не остановилась. На спуске она запрыгала по камням и чуть было не опрокинулась в канаву. Дальше дорога была отличная вплоть до Мальманша, куда они прибыли ночью во время тревоги.

Небо блистало звездами. Играли горны. На голубой дороге большие фонари развевали космы рыжеватого света. Пехотинцы выбегали из домов. Жители прилипли к окнам.

— Эти операции хотя и условны, но весьма эффектны, — заметил Лакрис.

Генерал узнал, что его бригада занимает Вильнев, на левом фланге победоносной армии. Враг отступал повсюду.

Вильнев расположен на слиянии Илетты и Клены, в двадцати километрах от Мальманша.

— На Вильнев! — сказал генерал. — Теперь хоть знаем, где искать. И то хорошо!

Дорога на Вильнев была запружена пушками, зарядными ящиками и сонными артиллеристами в длиннополых шинелях, — так что автомобиль с трудом прокладывал себе путь сквозь это скопище. Маркитанка, восседавшая на своей повозке, освещенной китайскими фонариками, окликнула автомобилистов, предлагая им кофе и ликеры.

— Как тут отказаться! — промолвил генерал. — При этих передвижениях мы изрядно наглотались пыли.

Они выпили по рюмке и продолжали путь, пока не достигли Вильнева, который оказался занятым пехотой.

— А моя бригада? — воскликнул встревоженный генерал.

Предчувствуя недоброе, они обратились к встречным офицерам. Но о бригаде Декюира не было никаких известий.

— Как! Никаких известий? Ее нет в Вильневе? Это непостижимо!

Вдруг где-то над ними прозвенел колокольчиком женский голос:

— Господа…

Они взглянули кверху и увидели в окне утыканную папильотками голову почтовой кассирши.

— Господа, есть два Вильнева. Это Вильнев-на-Клене. Может быть, вам нужен Вильнев-ля-Батайль?

— Может быть, — сказал молодой барон.

— Тогда это далеко, — сказала кассирша. — Вам надо сначала ехать в Монтиль… Вы знаете Монтиль?

— Да, — ответил маленький барон, — мы знаем Монтиль.

— Затем вы поедете к Сен-Мишель-дю-Мон, свернете на национальную дорогу и…

Из соседнего дома с золочеными табличками на дверях высунулась голова в платке, образующем над нею два рога.

— Господа…

И нотариус Вильнева-на-Клене подал свой совет:

— В Вильнев-ля-Батайль вы лучше всего попадете через Тонгский лес. Поезжайте в Круа-дю-Перрон, сверните направо…

— Все понятно. Я знаю Тонгский лес, — сказал маленький барон, — я охотился там с Бресе… Благодарю вас, сударь… Благодарю, сударыня.

— Не за что, — сказала кассирша.

— К вашим услугам, господа, — сказал нотариус.

— Не заехать ли в трактирчик пососать коктейля? — предложил маленький барон.

— Не худо бы и подзакусить, — добавил Лакрис— Я изнемогаю.

— Чуточку терпения, господа, — ответил генерал. — Подождем до Вильнев-ля-Батайля.

И они пустились в путь. Пересекли Вели, Ля Рош, Ле Соль, Мелет, Ля Тайери и въехали в Трамбльский лес. Яркий свет бежал впереди автомобиля сквозь сумрак ночи и лесную тень. Вот Круа-дю-Перрон, потом — перекресток короля Генриха. Они мчались неудержимо среди тишины и безлюдья.

На пути им попадались олени, мерцали огоньки в хижинах угольщиков. Внезапно на пустынной просеке они вздрогнули от зловещего звука — как будто от выстрела. Автомобиль занесло и ударило о дерево.

— Что такое? — спросил опрокинувшийся генерал.

Лакрис охал, распростертый на ложе из папоротника.

Эрнест, вооруженный фонарем, сообщил мрачным голосом:

— Шина лопнула… А что самое скверное, — погнут передний мост!

ЭМИЛЬ

Мадемуазель Бержере молчала. Она улыбнулась, что было для нее необычно.

— Почему ты смеешься, Зоя? — спросил г-н Бержере.

— Я думаю об Эмиле Венсене.

— Как, Зоя! Ты думаешь об этом чудесном человеке, который недавно умер, которого мы так любили, которого мы оплакиваем — и ты смеешься?!

— Я улыбнулась потому, что снова вижу его перед собою — таким, каким он был когда-то давным-давно, а ведь старые воспоминания — самые сильные. Ты должен бы, однако, знать, Люсьен, что не все улыбки радостны — как и не все слезы печальны… И надо же, чтобы старая дева тебе это объясняла!

— Мне известно, Зоя, что смех — результат нервного напряжения. Госпожа де Кюстин, прощаясь в тюрьме со своим мужем [99], приговоренным к смерти революционным трибуналом, безумно расхохоталась при виде одного заключенного, который прошел мимо нее в халате и ночном колпаке, набеленный и нарумяненный, а в руках держал подсвечник.

— Ну, это совсем другое дело, — сказала Зоя.