6 ½

Обескураживало его непосредственное поведение: настолько резким был контраст с «Энолой» и «главой». Еще больше с толку сбивала его забота: сначала плеер, а потом то сухую веточку принесёт, то мандаринку, то счастливый билет из трамвая. Эти трогательные дары были в точку: раньше все эти вещи мне нравились. Он рассказывал разные истории, и раз от раза всё больше смелел: истории становились дольше и красочнее, вворачивались смешные словечки, которые я раньше не слышала, он каламбурил, шутил. Теперь Камэл смотрел не в пол, а на меня, и в его глазах, лице не читалось ничего, что могло бы мне навредить. Наоборот, он смешил меня – и я смеялась.

Он явно старался меня развлечь: и я невольно начала включаться в диалог. Поначалу просто отвлеченные факты, а потом уже и более личные пошли в ход: словно если бы я говорила со случайным попутчиком, с которым никогда больше не встретишься. Каждая наша встреча была непредсказуема, а следующей вообще могло не быть: подробности моей жизни просто помогали не провисать разговору. Но потом я осознала, что рассказала о себе достаточно много личного человеку, о котором ничего не знаю. Всё, что было доподлинно мне известно – это его любимая музыка, ведь плеер он мне отдал в самую первую встречу и не успел бы подготовиться, и то, что он, в общем-то, красавчик.

Тёмные волосы, прямые брови, янтарные глаза, широкие плечи и грудь при узкой талии; черный свитер, ощущение уверенности и спокойствия, которое он излучал – всё это делало его похожим на большую и сильную птицу. На сокола или беркута.

Мне всегда нравились птицы.

Мне всегда нравились спокойные и надёжные парни.

Мне всегда нравились настойчивые парни с чувством юмора.

Господи, неужели я потеряла голову лишь из-за того, что тебе удалось однажды меня рассмешить?..

Да нет же?

Наверное, это из-за того, что ты был самым нормальным парнем из всех, что мне попадались.

Даже если все остальное: истории, книги, рассуждения – были фальшивыми, мне понравился твой плейлист. Ты открыл для меня думм-метал: музыку сильную и глубокую, для долгих размышлений. Песня со словами заставляет вникать, о чём поют, а думм-метал позволяет услышать собственные мысли.

Наверное, это случилось тогда, с момента первой песни. Раньше у меня не было момента, чтобы осознать это: я думала, ты приходишь к «Эноле Гай»; что это – хитрый ход по завоеванию внимания тайной пассии, способ не палиться перед «главой», который, наверное, был официальным парнем «Энолы».

Но сейчас, глядя на тебя, стоящего по ту сторону двери, понимаю: это не так.

Не может быть такого лица у человека, который смотрит лишь на знакомую, инструмент по завоеванию девушки. Располагающимся на дне души бабским чутьем я чётко поняла: ему всё это время нравилась я.

Это и польстило, и отяготило в то же время.

«Этого еще не хватало».

Серьезно, что это за ситуация такая? Меня украла пара маньяков, у них тут ошивается третий, позволяющий им удерживать меня. Парочка поссорилась, и один убил другого, а сейчас планирует меня. Третий явился посмотреть на шоу? Или попросит отдать меня ему?

Если будет так, то, может, стоит согласиться? Может быть, это мой шанс сбежать: нужно воспользоваться симпатией Камэла, надавать намеков, может быть, даже прибегнуть к чему-нибудь радикально-эротическому – и, возможно, я вырвусь на свободу?

Пока одна часть меня строила стремительные планы, вторая не собиралась возвращаться ни в какую свободу. «Гори оно всё синим пламенем!».

«И все же, – думала я, играя с ним в крокодила через запертую дверь, – зачем ты опять пришел? Чего ты теперь хочешь?».

Никак не могу понять тебя, Камэл.

Я не понимаю, но опираюсь на дверь примерно там, где должно быть твое плечо. Тебе этого не видно, а я представляю, что опираюсь не на дверь, а на тебя: и мне становится немного легче.

Из-за того, что сейчас ты здесь, по ту сторону стекла; из-за того, какое у тебя сейчас лицо; из-за того, что ты не в порядке из-за меня, пустота внутри, образовавшаяся в эти последние дни, заполняется невероятным, густым, искрящемся теплом. Я вся в мурашках изнутри и снаружи, и всё, что мне хочется – чтобы этой двери больше не было.

Ты смотришь на меня, я смотрю на тебя: зачем говорить, если и так все понятно. Мы в ловушке: ты с той стороны двери, я – с этой.

Читаю по губам: «Я вернусь».

С решительным видом ты уходишь, а искрящееся тепло покидает меня дорожками слёз на щеках, вновь образуя пустоту.

Мелькает запоздало надежда: «А вдруг всё устроится?».

И тут же гаснет, провалившись в образовавшийся во мне вакуум: я не могу представить это «устроилось». А в моей жизни действует правило: чего не можешь представить, того не существует.

Зато само собой представляется, что «глава» убивает Камэла, а затем наступает и мой черёд. Ясно вижу, как «глава» взмахивает лопатой, закапывая нас в одной могиле в каком-нибудь лесочке. Лицом к лицу, чтоб на веки вечные.

Что ж, «быть неразлучными до самого истления» звучит довольно романтично. Если не суждено прожить ещё хоть день, такое сойдет за утешительный приз.

Глава

Впервые за долгое время дела пошли на лад.