Я благодарю тебя от всего сердца за подарок, который ты мне сделала. Обладая нечеловеческими свойствами немудрено забыть, что значит быть человеком. Ты – лучшая из людей, которых я знал, – показала мне это.
Есть вещи, которые я не могу изменить. Я могу выбирать.
Наконец, я понимаю, что хочу сделать. Чего по-настоящему хочу.
Мне легко, как никогда в жизни: шагаю, едва касаясь пола. Я должен поделиться даром, который получил, должен помочь кому-то еще. Перед глазами лишь один образ: наконец, для меня гештальт сложился.
Все в мире связано, все мы – лишь часть чьего-то сна.
Один поворот, второй, идти в конец коридора. Распахиваю дверь без стука: она замирает с тряпкой в руке.
Встречаемся глазами. Час настал, если ты готова.
– Я за тобой.
Пятая
Если бы всё в моей голове было так гладенько, как я сейчас рассказываю, это было бы чудесно. Но была одна мысль, которая неосознанно, но ощутимо всегда сопровождала все мои рассуждения о великом.
Даже не мысль, а ощущение. Или нечеткое, но непоколебимое понимание.
Понимание, что я готова ради тебя наизнанку вывернуться, но тебе похер на это.
Тебе и на меня похер.
Ты для меня значишь многое, но я для тебя ничего не значу. Я в твоей жизни – дробь, стремящаяся к нулю, экспонента, параллельная прямая.
И как бы я ни рассуждала, какие бы планы ни строила, что бы там ни чувствовала: для тебя это ничего не стоит, ничего не значит.
Я понимала это чётче, ощущала это ярче, осознавала это сильнее, чем хотелось бы. Будь я немного глупее, неопытнее, нечувствительнее – я была бы счастлива, могла бы гордиться собой.
Я верила, что сон сбудется. Я хотела верить, что за теми, на кого похер, люди не приходят.
Но ты всем своим видом всегда показывал обратное.
И даже теперь, когда ты всё же пришел, я не могу отделаться от мысли, что всё это ты делаешь не ради меня, не по своему желанию, а потому что когда-то так было сказано.
Впрочем, не похер ли теперь?..
Пятый
Машина мчится вперед. В салоне нас двое. Скоро будем на месте: до той эстакады осталось минут десять. Пусть все закончится там, где началось.
Давлю на педаль.
Мимо проносятся, сливаясь, прозаические для нашей страны виды: поля и лесопосадки вдоль шоссе. Дорога пуста: для столь раннего утра это нормально.
Топлю газ в пол.
Ёна молчит и смотрит прямо перед собой. Страшно ей или нет – сейчас уже все равно.
Мы догнали какую-то машину, приходится сбавить ход. Ёна наклоняется, и включает магнитолу.
Все-таки нервничает.
Я ей не препятствую: помирать, так с музыкой. Нам осталось жить от силы две песни.
Она быстро перелистывает радиостанции: в основном натыкаясь на помехи.
Машина впереди нас поворачивает направо.
Давлю на газ.
Белый шум помех резонирует в пустоте внутри меня. Мне кажется, я всю жизнь шел к этому моменту. В голове фоном проносятся картинки и ощущения из детства, припоминаются какие-то радости, какие-то обиды. Это была другая жизнь, другого меня. Чужая жизнь.
Нынешняя жизнь перед глазами не проносится. Я ничего не вспоминаю, не ощущаю. Я пытаюсь вспомнить что-то об Ави, но почему-то не могу. Это разочаровывает.
Давлю на газ.
Выходим на прямой участок дороги, в конце которого виднеется эстакада. И в этот момент Ёна натыкается на песню, которая была в плейлисте Авионики.
– Оставь! – рявкаю я от неожиданности громче, чем хотелось бы.
Я часто слышал эту песню, поскольку гонял её плейлист по кругу. Хриплым голосом парень надрывно скандирует:
«Я сделал верный шаг –
Не дал тебе уйти.
Запомни: в этот раз
Я смог тебя спасти».
Мурашки продирают меня с головы до пят: я как будто прыгнул с обрыва в свои воспоминания и на миг выпал из реальности. Перед глазами проносятся твои образы: ты лежишь на асфальте, а потом с него поднимаешься, как тебя вынимали из машины, как бы бросилась на главу. Вспоминаю твое лицо – сначала равнодушное, настороженное, гневное, а затем озадаченное, или с кислой ухмылкой, или грустное, или смеющееся, или оживленное. Твой рост, голос, тепло – я разом вспоминаю все.
Сам не замечаю, как начинаю размеренно повторять за ним:
– Внутри догорает смысл – чистого разума тонкая нить стирает привычные краски мира, смывает привычные тени с картины.
И шепотом молю Ави:
– Дай мне силы.
Эстакада уже начнется вот-вот.
– Дай мне силы!
Ё-на инстинктивно схватилась за ручку над дверью.
– Дай! Мне! Силы! – меня захлестывает адреналин и эйфория. Я пришел туда, куда так стремился.
Секунда – и мы на эстакаде. Глубокий вдох – и, ставя во всем точку, выкручиваю руль.
Пятый
Говорят, что дети, которые растут в неблагополучных семьях, более склонны улавливать настроение окружающих, чем прочие, ведь это было необходимо им для выживания. Наверное, я рос не в такой уж неблагополучной семье, или дело во мне, моем даре или характере: я упрямился, стоял на своем, или, может быть, причина совсем иная: но у меня не так. Я не очень понимаю, что чувствуют люди, еще меньше понимаю, что чувствуют женщины.
Как ты относилась ко мне?