6. Акбар Наме. Том 6

Лорд Маколей в своей «Истории Англии» отмечает: «Чтобы раскрыть всю правду об Уильяме Пенне, требуется определённое мужество, ибо это персонаж скорее мифический, чем исторический. Представители народов-соперников и враждующие секты согласились канонизировать его». Подобное же замечание уместно и в отношении Акбара, и на моё суждение не повлияли сомнения по поводу того, действительно ли правы сэр Джеймс Макинтош и Маколей, отождествляя пророка Пенсильвании и посредника в истории с амнистией. Возможно, они и ошибались. Хотя этот вопрос не в моей компетенции, всё же, будучи высокого мнения о сочинениях Маколея, позволю заметить, что нигде не встречал доказательства того, что квакер Пенн и интриган Пенн — два разных человека. Думаю лишь, что критики Маколея представили дело так, будто существовал ещё один Пенн, погрязший в политических интригах и способный оказаться виновным в деле с амнистией. Однако отсутствуют доказательства, что он был таким человеком. Тем не менее признаю, примечание Маколея не столь убедительно, как могло бы быть.

Вернёмся к Акбару. Разумеется, его перехвалили. Он обладал превосходными качествами и острым умом, но не являлся ни святым, ни философом. И отнюдь не изжил в себе зверя, и ему были присущи недостатки его времени и его народа, а также его личные. Если считать [падишаха] человеком, озабоченным прежде всего своим нравственным обликом, то он уступал фанатичному Аурангзебу. И несмотря ни на что оставался потомком кочевников — ведь в жилах у него текла кровь Чингиз-хана. Был безжалостен и не сдерживал себя. Человек, способный отдать приказ швырнуть возжигателя светильников с крепостных стен за то, что тот уснул в царской постели, или, подобно Псамметиху в Египте, осудить двадцатьдетей на смерть, или идиотию с целью изучить первобытный язык людей, или мучить военачальника, бросив его под ноги слона, — даже если ему велели не лишать того жизни, — в сердце дикарь. Хорошо высказался по этому поводу мой друг Винсент Смит в жизнеописании Акбара (примечание на с. 343).

Однажды в 1581 году на берегу Инда он послал военачальника на поиски брода (Монсеррат. С. 582). Тот прошёл вверх по течению 25 миль, но ничего не отыскал, а крестьяне заверили его, что в тех краях никакого брода нет. С тем и вернулся. Но Акбар, узнав, что посланец не достиг места назначения, велел отвезти его туда, привязать к хвосту надутой бычьей шкуры и швырнуть в реку! Когда прозвучал приказ, всё

войско замерло в ожидании того, что произойдёт. Несчастного несло по течению, слышались вопли и мольбы о прощении. Когда же тот проплывал мимо царского шатра, Акбар велел вытащить [провинившегося], однако имущество — конфисковать, а самого — продать в рабство. Один друг купил его за 80 золотых монет, взятых, очевидно, из царской казны, и [неудачника] всё-таки простили!

Акбар велел названному военачальнику разведать, есть ли где-нибудь переправа через Инд верхом. После подвига принца Джалал-ад-дина во времена Чингиз-хана едва ли можно было утверждать, что Инд нельзя пересечь на лошади. Однако кажется, что в обычных условиях через Инд невозможно переправиться ни выше, ни ниже от Аттока, если только не пройти очень далеко вверх по течению. И даже если Инд или реку Кабул можно преодолеть вброд, там часты неожиданные паводки, как это показал печальный опыт близ Джелалабада во время войны с афганцами. В своих мемуарах, изданных в 1792 году (с. 98), майор Реннелл говорит: «Инд иногда можно перейти выше Аттока, но мы никогда не слышали, чтобы это было возможно ниже него».

В «Акбар-наме» повествуется, как Акбар, разгневавшись однажды на бедняка, представшего перед ним пьяным, приказал окатить того холодной водой — и человек умер от шока.

Любовь к жестокости ради неё самой так характерна для того времени и того народа, и уже приводился пример доблестного Бабура, приказавшего содрать с одного человека кожу, а другого подвергнуть медленной пытке, или человечного Хумаюна, или Джахангира, сына Акбара, любителя изобретать новые способы умерщвления людей — таких, как змеиный укус, — и обрекавшего на мучительную смерть мятежников, сажая их на кол и при этом заставляя сына смотреть на сподвижников. Действительно, Акбар, став наполовину индусом, а наполовину — парсом, ужаснулся жестокости [собственного отпрыска]; но именно Акбар повесил невинного Мансура Ширази и убил — или потворствовал убийству — своего престарелого и некогда почитаемого учителя! Не без причин говорят об Акбаре индусы, что он был способен вскрыть живот беременной женщине, дабы узнать, что у неё во чреве, — даже если в действительности этого не сделал.

Могу добавить, что коли истинна легенда, будто Акбар приказал живьём закопать рабыню Анаркали (Цветок граната) за то, что она обменялась взглядом с его сыном Салимом (впоследствии Джахангиром), такая жестокость объясняет, если не оправдывает, то, что его сын развязал войну против отца, и даже само отцеубийство.

Надгробье Акбара с проникновенной надписью цело до сих пор, однако из-за религиозного рвения доброго, но ограниченного епископа его