6 мая 2009 года

А я отвечу: но ведь и цыгане чтут закон, и жизнь их регламентирована строжайшими, тончайшими установлениями, о которых посторонние понятия не имеют. Просто главная цель этих законов — не унижение и не мучительство, не подчинение или шантаж, но упорядочение жизни. Законы табора — законы свободных людей, и свобода у них не исключает порядка, поскольку порядок этот органичен. Так всегда в вольных сообществах. Отсюда законопослушность Домбровского, его нравственная щепетильность — и неизбежные в условиях насильственного, угнетающего государства столкновения с его так называемым законом на каждом шагу: он уже и в семидесятые умудрился загреметь на 15 суток, и написал подробную официальную жалобу — как раз те самые «Записки мелкого хулигана», и вообще в последние годы писал очень много жалоб и кляуз — не только по собственному поводу, — добиваясь справедливости. В отдельных частных случаях — добивался. Другого способа заставить работать отечественную юридическую систему, в которой все прописано правильно, да вот практика подкачала, он не видел, и его, может быть, нет. Не считать же единственным способом такой борьбы смену милицейского начальства, которой мы только что были потрясенными свидетелями; но означает ли это, что в милиции станет больше законности? Законность бывает там, где люди собрались для жизни, а не для взаимного угнетения; вот Домбровский понимал, что это такое.

Большое счастье, что он у нас был. Большое несчастье, что он так погиб. Но где вы видели цыгана, умирающего в чистой постели? Погиб, как герой, в драке. После выхода «Факультета» они, давно ему звонившие, подстерегли у входа в ЦДЛ и избили до полусмерти — их было больше. Но он им тоже хорошо навалял, до сих пор при одном его имени трясутся.

Кажется, Светов запомнил один диалог с ним в людном московском шалмане, где, по уверениям Домбровского, подавали совершенно исключительные котлеты (котлеты были как котлеты, недоуменно замечает Светов, не привыкнув еще тогда, видимо, к спасительной манере Домбровского гипертрофировать все прекрасное, да пусть хотя бы только не-ужасное). Домбровский стремительно опустошает бутылку, запивая пиво водкой.

— Юра! Не гони ты так, я все-таки не могу, как ты...

— Да вы все ни х... не можете, что я могу, — сказал он просто.

И невозмутимо продолжил объяснять, почему Шекспир лично играл тень отца Гамлета.

Скажи-ка, дядя!

Москва 1812 года. Воспоминания очевидца

 

 

Печатается в сокращении по изданию: Воспоминания очевидца о пребывании французов в Москве в 1812 году. С видом пожара Москвы. Москва: типография М. П. Захарова, 1862.

 

Сородичи! Вам посвящаю невымышленный, правдивый рассказ свой: примите его в воспоминание грустных, тяжелых дней, проведенных мною с семейством в плененной Москве, в эпоху достопамятного для России Двенадцатого года. Долгом считаю присовокупить, что лица, выведенные мною на сцену происшествий, во время неприятеля натерпевшись страданий и насмотревшись ужасов, в течение времени, один за другим, по воле Божией, уже померли.

Когда весть о войне с Францией достигла Москвы, тогда между простонародьем распространились разные суеверные слухи и толки; одни утверждали, что французы, оставив христианскую веру, обратились в идолопоклонство, изобрели себе какого-то бога Умника и раболепно поклоняются ему, что этот чурбан Умник приказал им быть всем равными и свободными, запретив веровать в истинного Бога, и не признавать никаких земных властей. Идолопоклонники, послушавшись своего истукана, возмутились, разграбили свои церкви и обратили их в увеселительные заведения, уничтожили гражданские законы, и к довершению своих злодейств убили безвинного, доброго, законного своего короля. Другие толковали, что французы, предавшись Антихристу, избрали себе в полководцы сына его Аполлиона, волшебника, который, по течению звезд, предугадывает будущее, знает, когда начать и кончить войну; что чародей Аполлион, сверх того, имеет жену-колдунью, которая заговаривает огнестрельные орудия, противопоставляемые ее мужу, отчего французы и выходят победителями.

Носились также слухи, что когда Наполеон собирался воевать с Россией, то колдунья-жена его неоднократно говорила мужу: «Остерегись, не ходи в Россию, не раздражай Северного Орла; он могуч, крепок и отважен в бою; если попадешь в его острые когти, растерзает как цыпленка». Многие также объясняли, что храбрость французов происходила от беспрерывных кровавых сражений: они привыкли к убийствам, и смерть считают за ничто, лезут, как шальные, грудью вперед, не страшась и не разбирая никаких преград, имея в предмете, чтобы только исполнить повеление своего полководца.