Через два часа, когда он наконец-то додумался приложить обнаженные электрические провода к ее гениталиям, она не выдержала и рассказала ему все: у дагестанца был Наставник, с которым он познакомился на лекции некой Эстер Талис; он обучал его секретам «темного ремесла» с целью проникнуть в «нижние» миры; Босая находила ему подходящие жертвы для ритуальных убийств и помогала их совершать; в качестве оплаты своих услуг Наставник требовал от дагестанца убивать своих врагов, одним из которых и был Твердохлебов; дагестанец был профессиональным убийцей и этим зарабатывал на жизнь; с Наставником он всегда – она особо это подчеркнула – всегда встречался или в Баснинских банях на Свердлова, или в сауне «Абвер» на Чудотворской улице.
«Любопытно, – отметил про себя Мокряков, – обе бани принадлежат Интриллигатору».
Он продолжил ее пытать, требуя рассказать, что она знает про Интриллигатора, но это имя ей явно было не знакомо.
«Во всяком случае, я все-таки ее сломал, – удовлетворенно констатировал про себя Мокряков, склоняясь над заплаканным лицом Босой, потерявшей от боли сознание, – жаль, что она больше ничего не может мне сказать. Теперь она не нужна. А жаль, мне даже начало нравиться заниматься с ней этим».
Остаток кокаина скрасил ему ночь и добавил красок в кровавую палитру его упражнений в садистическом эксгибиционизме звериного гедонизма его темной половины. Больше никто не видел и ничего не слышал о двух приезжих девушках из Ново-Ленино.
Лишь мать одной из них, Зои Босой, получила как-то через месяц после их исчезновения открытку от дочери, в которой говорилось, что та оформила на деньги, полученные от вдовы Твердохлебова, загранпаспорт и по туристической визе выехала в Будапешт, мечтая попробовать себя в амплуа порноактирисы.
«Я ее никогда не понимала, – признавалась мать Зои своим товаркам из Собеса, с которыми вместе получала пенсию, – у нее нет ни рожи, ни кожи. Кому она там нужна? Ума не приложу. Она всегда была с придурью. Пусть жизнь там ее научит, что ее место здесь, рядом с отцом и матерью. Кто родился муравьем, муравьем и помрет.
Мокряков же продолжил свои изыскания на основании информации, полученной от Босой, и посетил лекцию г-жи Талис, которая имела красноречивое название «Темное искусство. Dark Akt». Именно так. Название было продублировано зачем-то по-английски, словно иркутская публика грешила знанием этого языка. Лекция проходила в Доме культуры им. Горького, в зале было от силы человек 10-ть, а лектор показывала жутковатого вида слайды картин и, обращаясь к публике, патетически вещала:
– В предвкушении познания многие мне говорят, что я слишком увлекаюсь «темными сюжетами» в искусстве, что это страшно опасно. Но мы именно и должны обращаться к самому глубинному и низменному в нас, чтобы добраться до архетипического? Это единственное настоящее в нас, что по-настоящему нас тревожит. И что это такое? Смерть! Да, да, да – это смерть! Смерть – вот что по-настоящему нас тревожит. А еще секс. Смерть и секс – две половинки одного целого. Понимаете? Именно поэтому темное искусство, несмотря на все свое внешнее безобразие, удивительно притягательно. Всмотритесь в эти формы разложения, в любовные объятия, – а может, и не любовные, автор нам не объяснил, – двух тел в разрезе. Это восхищает, как и любое другое настоящее искусство. И это увлекательно, потому что это попытка заглянуть в «нижние миры». Там тоже страдают и любят, и увлечены своим существованием. В нижних мирах все, как у всех, где есть жизнь и смерть. Или наоборот. Послушайте, послушайте, как это красиво звучит: «Тьма как тайна нераскрытого. Погружаясь в нее, происходит акт доверия и чувство ожидания света. И узнавания чего-то, приводящего в трепет перед грядущим моментом бездны». Правда здорово? Правда здорово!? Особенно мне нравится «чувство ожидания света». Если кто-либо из вас бродил в глубоких, холодных пещерах, а потом выползал из них на белый свет, тот меня поймет. Непередаваемое ощущение жизни и радости, – и так в течение всей лекции: удивительная смесь патетически-чванливых слов и отталкивающих образов разложения и смерти, дополненных крупными планами половых органов или их стилизованных изображений, вписанных в перевернутые пентаграммы.
После лекции, когда робкие аплодисменты стихли и интеллигентные маргиналы и духовные калеки незаметно расползлись из зала, словно черви, Мокряков подошел к складывающей проекционное оборудование Талис и представился. При ближайшем рассмотрении она оказалась невзрачной женщиной с плохой кожей и короткой ногой, отчего вынуждена была ходить в ортопедическом ботинке на толстенной подошве, а губы и ногти на руках красила черным, глаза же на дне глубоких еврейских глазниц были вставлены в траурную рамку грубо нарисованных век.
– Увлекаетесь темными началами? – почти кокетливо поинтересовалась она, словно пытаясь с ним заигрывать.