6 жертва

Словно нехотя он начал липкий и вязкий разговор, когда хотят обмануть и начинают недоговаривать, вовлекая своего явно простодушного собеседника в тягучее и нудное словоблудие.

– Есть люди, которые становятся скотами, как только с ними начинаешь общаться как с людьми, – вкрадчиво убеждал он дагестанца, – я одолжил деньги у одного козла, который теперь хочет их вернуть. А где я их возьму, моя прелесть, если я их все в бизнес вложил. К тому же он хочет мне отомстить за то, что его жена неравнодушна ко мне. А что я могу сделать, моя прелесть, если женщины меня любят. Липнут ко мне, как пчелы на мед. Ты женщин обожаешь?

– Нэт, – испуганно скривился дагестанец.

– Хочешь познакомлю с парочкой баб, которые тебя точно не оставят равнодушным?

– Нэт, – нахмурился тот, – давай по делу.

– Ну как хочешь. Люблю ненавязчивых людей. Знаешь, все людишки, что нас окружают, все хотят казаться лучше, чем они есть на самом деле. Как говорил пролетарский писатель Горький: «У всех людей души серенькие, все подрумяниться желают». Какая прелесть, не правда ли?

Он торопливо сообщил дагестанцу адрес жертвы и несколько раз потребовал повторить, желая убедиться, что тот его запомнил. После, уже в своем кабинете, суетливо сунул пачку денег ему в руки и сыпал словами, половину из которых туповатый кавказец явно не понимал.

«А если не выгорит? – его раздирали сомнения, не давая остановиться, – А если он меня сдаст? Может отказаться и все бросить?»

Наконец, оставшись один, принялся метаться по кабинету, словно дикое животное в клетке, не зная, как обуздать волну страха, захлестнувшую его и взбаламутившую давнишние страхи попасться и оказаться разоблаченным. Чтобы хоть как-то избавиться от сомнений, все это время мучивших его, он развлекал себя карточными фокусами и пытался левитировать, но когда через две недели ему позвонила в слезах жена Колосова и сообщила, что мужа убили в подъезде их дома, радости его не было конца: это была даже не радость, а облегчение от успешного завершения давно начатой игры; блеф, удавшийся заядлому картежнику.

Смерть Колосова освобождала его от изрядных долгов и позволяла «прихватить» еще и бизнес покойного через жену, которая давно и безнадежно была в него влюблена. Даже навязчивое внимание следователя, пытавшегося связать эту смерть с его бизнес-интересами, совершенно не беспокоило Интриллигатора, уверовавшего в собственную безнаказанность и удачу.

Избавившись от одних долгов, он тут же наделал других, связавшись с известным и крайне успешным предпринимателем Твердохлебовым, назначенным властью в миллионеры: он был в своем роде тайным банкиром губернатора, финансируя все его инициативы; оплачивал все его расходы. Для Интриллигатора это был шанс, может быть последний, чтобы с его помощью осуществить свою месту стать богатым и влиятельным человеком, – он уже не рассчитывал сам, он рассчитывал с его помощью состояться как часть чужой финансовой империи, пробравшись к бюджетной кормушке с черного входа; стать надежным звеном коррупционной цепочки.

Он, как животное, чувствовал, что время большого беспредела неизбежно подходило к концу, – его время, – и боялся упустить свою выгоду. Однако все хлопоты его оказались совершенно пустыми, так как ни к чему не привели, несмотря на все попытки набиться в партнеры: Твердохлебов держал Интриллигатора на изрядном расстоянии от своих финансов, позволяя придумывать всякие мошеннические комбинации, но не давая в них участвовать, всегда мотивируя это тем, что у него нет для этого достаточных денежных средств.

– Мне бы ссуду в вашем банке, беспроцентную, я бы вам был по гроб жизни благодарен, – все время канючил он, пока Твердохлебов однажды, на губернаторском банкете, изрядно подвыпив, не ткнул фамильярно в него пальцем и не открыл ему правду:

– Не наш ты человек, Игорек, не наш. И фамилия у тебя не правильная, и происхождение у тебя буржуйское, и рожей ты не вышел. Ты же нас, советских, презираешь, да еще и на этом хочешь заработать. А это не правильно, не по понятиям. Ты ведь с блатными трешься не один год, но и их не уважаешь, и для них ты чужой. А я вот их уважаю, есть в них что-то такое, что роднит нас всех: все мы из народа, общее дело делаем, народ опекаем… каждый, конечно, по-своему. Понимаешь, мы все за равенство, а ты нет. Ты не часть коллектива, ты – такие, как все вы, интеллигентики, возомнившие себя лучшей частью этой земли, – всегда против. Ты и при Советской власти наверняка держал фигу в кармане. И сейчас держишь. Так что извини, денег не дам. Я их лучше на Церковь пущу – мне за это перед Богом зачтется.