6001fbbe-81d2-472b-a1a3-fa8f482a95dd

- Габриэлла? - приглушенный голос зовет меня. Я знаю, что должна ответить, но земля

снова движется, вызывая у меня непрекращающееся головокружение. Это не кончается.

Никогда не кончится.

- Габриэлла? - голос снова зовет. Я действительно хочу, чтобы люди заткнулись и

прекратили называть мое имя. Я больше не знаю, кто эта девушка. Это не моя жизнь.

Большинство людей утверждало бы, что ее никогда не было.

Но, по крайней мере, я знала, кем была. Я знала, что важнее всего для меня в этой жизни.

И я знала, что готова умереть ради этого. Во всяком случае, я думала, что так и сделала.

- Габриэлла? Пожалуйста... ответь мне. Открой глаза, малышка!

- Что за...? Малышка? Что это еще за извращенное дерьмо?

- Не подходящее время, Александр. Отвали. Уйди, мать твою.

- Не неси чушь! Я никуда не уйду. Убери руки от моей дочери!

- Тебе не кажется, что немного поздновато проявлять родительскую опеку. Я знал и

любил ее в течение прошлого года. А где тебя черти носили?

Глубокий рык разрезает напряженную атмосферу, как предупреждение о надвигающейся

угрозе.

- Было бы мудро с твоей стороны тщательнее подбирать следующее слова, Дориан. Прямо

сейчас, моя дочь испытывает боль, между прочим, из-за тебя, и нуждается в моей помощи.

Я обещаю, что мы решим наши разногласия позже.

Ах. Вот и мы. Я точно знаю, в какой части Комнаты смеха мы находимся.

Это где на тебя что-то выскакивает и пугает до усрачки, заставляя кричать и бежать сломя

голову. Часть, где дерьмо становится явью.

- Нуждается в тебе? Она нуждалась в тебе двадцать один год назад. Ну, а где ты был,

Александр? А? Выжидал время, когда ей потребуется защита? Когда она будет в

опасности?

- Давай не будем забывать, от кого ее нужно защищать, да, принц Дориан? Лучше скажи

мне, из-за кого она подвергается опасности? Ты отлично знаешь, что я отдал свою жизнь,

чтобы защитить ее. Все, о ком я забочусь - это Габриэлла. И если бы ты хоть капельку ее

любил, то чувствовал, то же самое.

- Даже не думай, что можешь постичь всю глубину моей любви к ней. Она моя, а я ее. Я

убедился в этом. И нет ничего, что ты или еще кто-нибудь можете сделать, чтобы

изменить это.

Еще одно низкое, гортанное рычание.

- Уверен, мой старый друг? Или ты уже забыл кто...

Я изо всех сил медленно открываю глаза, желая остановить их перепалку, прежде чем она

обернется насилием... снова. Здесь было достаточно кровопролития, а ведь я еще даже

кофе не выпила.

Перед глазами появляется лицо Дориана, и он с облегчением вздыхает, морща лоб от

беспокойства.

- Габриэлла, - выдыхает он так, будто его лишили драгоценного воздуха на несколько

часов... дней... тысячелетий. Дориан ободряюще улыбается, после чего я неловко

перевожу взгляд на что-то или кого-то напротив него.

Я умираю.

Не в буквальном смысле... Черт, я не могу сделать этого. Но что-то внутри меня - забытые

воспоминания, горечь, ложь - разлетается в прах.

Потому что, то о чем я думала было реально - несмотря на все посланные мне этим миром

страдания - а не тем, чем казалось.

Моя реальность стоит надо мной, смотрит сверху вниз с такой заботой и любовью,

которая может теплиться только в глазах родителей. Так смотрит отец на дочь, когда она

обдирает коленку или приходит домой в слезах, после того, как мальчишка разбил ее

сердце.

Такой взгляд может похвастаться добротой, заботой и любовью.

Хотя я и не знаю этого поразительного человека передо мной, но с уверенностью могу

сказать, что он мой отец. Что-то внутри меня расцветает в надежде, призывая принять это

маловероятное открытие и отчаянно держаться за прекрасное видение, опасаясь, что оно

растворится на моих глазах.

- Габриэлла?

Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь, да что угодно, но не могу подобрать

правильных слов. Итак, настоящая Габриэлла во всей своей красе, я озвучиваю первое,

что приходит на ум.

- Ты довольно неплохо выглядишь для мертвого парня.

Александр выдыхает и улыбается, как будто он только что услышал мой первый крик

после рождения. Я думаю, в некотором смысле, так и есть. Это наше первое знакомство.

То, что было украдено у нас двадцать один год назад.

- Мое дитя, - бормочет он, неуверенно поглаживая спутанную, неопрятную копну волос на

моей голове. Он касается меня с неохотой, которую может понять только Темный. Он

излучает чистую, безграничную, бескорыстную любовь, то, что они редко чувствуют или

испытывают.

Я приподнимаюсь, чтобы лучше рассмотреть его, и меня тотчас ошеломляет его красота.

Темные кудри, бронзовая кожа и поразительно ярко-голубые глаза.

Его волосы длиннее, а на подбородке легкая щетина, которой вполне достаточно, чтобы

придать ему угрожающий и опасный вид. Тем не менее, он, несомненно, красив.

Почти смазлив. Этот человек не может быть моим отцом. Несмотря на его разорванный

пиджак и перепачканную кровью льняную рубашку, нет ни шанса, что я могу состоять в