621514

Скоротать вечер вне дома для Томаса было не так уж сложно – он просто отправился на детскую площадку и стал заниматься невинным вандализмом. Начал расписывать на лавочке, каким ублюдком, на самом деле, является Френки. Тихая месть приносила удовольствие, и он не заметил, как стемнело.

Возвращаясь домой, Томас услышал запах гари. Тот набивался в нос, неприятно щекоча волоски, и мальчик несколько раз чихнул – источник явно был неподалеку.

Томас стоял напротив пылающего дома и безразлично просчитывал, какие у него есть варианты. Томаса не задело и не удивило, что именно его жилище пожар выбрал для временного укрытия. Он надеялся, что хотя бы пожару будет уютно в этих прогнивших, воняющих алкоголем и рвотой стенах. Сел рядом с дорогой и стал ждать спасателей, мысленно отсчитывая овечек.

– Сто сорок шесть, сто сорок семь…

Последняя ставка, которую он успел сделать, оказалась выигрышной – его забрали в приют. Томас первые дни разбирался в обстановке, присматривался к другим ребятам и усиленно делал выводы. Ему не хотелось попасть впросак, нужно было извлечь хоть какую-то выгоду из того, что теперь у него не было ни матери, ни Джозефа, ни Френки. Социальный работник рассказал, что у Томаса была бабушка, но ее возраст и положение оказались слишком шаткими. Проще говоря, бабушке, как и всем остальным, оказалось начхать на Томаса.

– Эй, а правда, что ты спалил своих родаков? – спросил в один из первых дней местный заводила, Тотти. Настоящее его имя было Арчибальд, и никто не задавал ему вопрос, почему он просит называть себя Тотти – это было очевидно.

– Правда, – ответил Томас и рассмеялся. Смеялся он редко, так что тут расстарался на славу, и вышло у него так зловеще, что несколько недель ни один мальчишка не подходил к нему.

Это было хорошее, спокойное время. Томас отъелся, поглощая овсянку, вареные яйца, подгоревшие кусочки бекона и гороховый суп за обе щеки. Повариха не могла нарадоваться на нового мальчонку.

Потом, разумеется, мальчишки собрались гурьбой и объяснили Томасу, что даже зловещий смех и туманное прошлое не заменят толпу разозлившихся, отчаявшихся детей, которым на все плевать, и на которых плевать всем остальным.

В приюте он познакомился с Сарой. Это была любовь с первого взгляда. Томас посмотрел в ярко-зеленые глаза и ощутил, что его сердце забилось чаще. Перед ним было существо, которому он мог безоговорочно довериться, посвятить всего себя и даже сделать для него что-то хорошее. Томас научился прятать кусочки хлеба, остатки бутербродов, пирожных и носил их Саре. Та ела увлеченно, с наслаждением, и тоже, подобно самому Томасу, прибавляла в весе.

Золотая пора, безмятежность, настоящая юность. Томас, наконец, накопил достаточно сил для того, чтобы «сменить шкуру». Быстро подрос, на руках и ногах появились бугорки мышц, а редкие сухие волосы сменились вполне приличной – хоть и запущенной – шевелюрой. На Томаса стали поглядывать приютские девушки.

Он оказался однолюбом. Его сердце, душа и тело принадлежали Саре. И так было ровно два месяца. Всё произошло в день, когда Томас увидел, как с клена напротив его окна упал последний листик.

На улице стоял ранний осенний мороз, было ясно, Томас надел казенную куртку и шапку. Долговязая фигура в них смотрелась глуповато, но Саре было все равно. Она ждала его, как обычно, возле черного хода, куда подъезжал грузовик с продуктами и машина для уборки мусора. Там они встречались каждый день и там же проводили почти все время.

Сара начала есть кусочек бекона, припрятанный Томасом накануне, и раздался выстрел.

Томас увидел, как хрупкое тельце Сары дернулось от этого выстрела, а потом осело на землю. Легко, мягко, как все, что делало хрупкое тельце Сары до этой минуты. Томас протянул дрожащие, отмерзшие на морозе пальцы и коснулся самыми кончиками мягкой шерсти. Он весь закостенел, превратился в статую и боялся выдохнуть, боялся опустить руку ниже, потому что тогда стало бы ясно окончательно, что Сары больше нет в живых.

Но Сара была жива.

Она слабо мяукнула и потянулась лапкой – Томасу показалось, что она тянется к нему. Мальчик на мгновение отмер, хотел приподнять Сару над землей, взять на руки и понести куда-то, но ровно в ту же секунду грубая человеческая рука оттолкнула его в сторону.

– Отвали, дылда, не видишь, промазал! – рявкнул на Томаса дворник.

Прицелился в упор, поставив дуло ружья прямо к голове Сары и нажал на курок. Томас почувствовал, как пуля проходит точно ему в лоб и вылетает дальше, куда-то в небо, навсегда унося за собой всё хорошее, что могло бы еще произойти в его жизни. Сара больше не дергалась – спокойно лежала возле ног дворника, истекая кровью, а возле ошметков ее мордочки лежал кусочек бекона.

Томас развернулся и его стошнило.

– Убирать сам будешь, – равнодушно обронил дворник. – И чтоб никакой швали у меня на дворе!

Он одарил грозным взглядом подростка, но заметил, как сильно Томас побледнел, и сжалился:

– Не ссы, знаешь еще сколько таких будет?