66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

Эмили протиснула в щелочку между китайскими приветствиями английское «Заткнись, дура, это обычай».

...Стол сверкал. Как ни была Эмили увлечена Уидлером, а договориться с ближайшим китайским ресторанчиком не составило для нее особенного труда. Тут были жареные кузнечики, похожие по вкусу на их родные западные подсолнуховые семечки; была фаршированная змея, была свинина с рисом, был гусь, и все это было зря, но напоследок, перед крахом, можно было покушать и повеселиться от души. Бог с ней, с карьерой, не все потеряно. Теперь она будет умнее, только и всего. Веселое отчаянье овладело ею.

Аппетит противился любым приветствиям, но китайское сознание ритуализовано до предела. Встал низенький и толстый.

Он заговорил на том плохом китайском, на котором говорит всякий уроженец страны, который усвоил все ошибки крестьянского произношения, не имел времени их исправить в процессе подъема по служебной лестнице и научился корявым витиеватостям на высших ступенях партийной карьеры. Это был суконный, аппаратно-крестьянский язык, обильно политый соусом национальной мифологии.

— Прекрасна моя страна, — журчал китаец, — как прекрасно рисовое зерно на рассвете (он, вероятно, хотел сказать «роса на рисовом поле», как говорилось в «Речных заводях», но плохо знал собственную литературу). Но есть страны столь же прекрасные, и я счастлив добавить прекрасное и в эту и без того прекрасную землю.

Китайцы одновременно зааплодировали, шестым чувством угадав, когда именно это следовало сделать, по опыту съездов.

— Благодарю, — сказала Эмили и перевела. Кло тоже захлопала в ладоши и предложила выпить.

— Господин Чин еще не закончил, — сказала Эмили и по-китайски обратилась к желтолицему: «Продолжайте, прошу вас, наши уши ожидают вашей речи, как поле жаждет дождя».

Китаец благосклонно сглотнул.

— Земля, рождающая таких красавиц, — он окинул Эмили взглядом, приняв ее за уроженку Бразилии, — достойна того, чтобы посланцы великой державы, жители Поднебесной, под мудрым руководством коммунистической партии Китая, строящей социализм на нашей земле, прекрасной, как капля солнца на листе банана, — он запутался в двух землях, но вскоре вынырнул: — Земля, рождающая таких красавиц, как улитка рождает жемчуг, достойна, чтобы коммунистическая партия Китая крепила с ней контакты!

Китайцы восторженно зааплодировали. Эмили еле сдерживалась, чтобы не прыснуть, представляя улитку, рождающую жемчуг. Партийный босс позабыл, что жемчуг родится в других раковинах.

— Примите этот скромный, как сельская девушка, дар в ознаменование нашего контракта, — медоточиво сказал китаец и вручил Эмили и Кло по коробочке. В коробочке была еще коробочка, в той — еще одна, в ней — бумажка, а в бумажке — ожерелье из речного жемчуга. Эмили потупила глаза и пролепетала слова признательности. Грянули барабаны. Музыка прервала неостановимого китайца. Он благосклонно кивнул и сел под овации соплеменников. Американцы и Флавио тоже хлопали, сдерживая смех и страх. Господин Чин принялся за кузнечиков и расправился с ними быстрее, чем с речью.

С ответной речью к собравшимся обратилась госпожа Клаудиа.

— Нас разделяет многое, — начала она, изящно приподняв двумя пальчиками бокал с шампанским. — Нас разделяют океаны и материки, цвет кожи и политические убеждения. И лишь в одном мы заединщики, — Кло намеренно употребила это редкое английское слово, но Эмили без труда нашла ему китайский аналог — нечто среднее между душеприказчиками и просто душевными людьми. — Мы заединщики в бизнесе. Мы мечтаем построить на этой прекрасной земле прекрасные отели, которые будут приносить нам огромную прибыль. А это значит, что наши великие народы станут еще богаче, ведь мы, американцы, от каждой сделки платим в казну налоги, а вы, китайцы, — Кло на мгновенье задумалась, — вообще только тем и живете, как бы облагодетельствовать свой народ. Я хочу выпить за дружбу между нашими народами, которая рано или поздно, подобно рисовому зерну, прорастет на чахлой почве взаимных предубеждений, недоверия... ну, и прочего дерьма, — обратилась она к Эмили, и та вместо «дерьма» еще за что–то похвалила великий китайский народ.

— Я поднимаю свой бокал за неизбежность смены! — возвысила голос Кло. — За нашу дружбу и любовь! И пусть он перетрахает всех китаянок вместе с вами, товарищи, пусть этот поганый Уидлер пустит всех нас по миру, но сегодня мы выпьем за дружбу! Вот протокол о намерениях, господин Чин! Подписывайте его, ни хрена не боясь! За вас, дорогие вы мои то-ва-ри-щи!!!