666. Рождение зверя

Стена воды с востока неумолимо надвигалась на них. Под пальмой обмелело – волна будто затягивала, вбирала в себя все, чтобы обрушиться с новой силой. Но Потемкин не испытывал перед ней страха. Наоборот, он будто манил к себе эту стихию, играл с нею. Через мгновение океан смыл его с пальмы и начал затягивать в пучину. Кирилла понесло ко дну, он хлебнул воды и неожиданно понял, что может дышать, словно человек-амфибия Ихтиандр. Прекрасные нереиды увлекали его в бездну, в глубь океана, открывая удивительной красоты виды: Кирилл плыл к огромному дворцу, сияющему так, будто его покрывали бриллианты. Очертаниями дворец напоминал Храм Лотоса бахаев в Нью-Дели. Величественное сооружение из свернутых лепестков раскинулось на девять оконечностей по дну океанской впадины. «И приснилось мне, что камень за камнем я воздвиг священный храм. Не пагоду и не мечеть, и не церковь, но возвышенное и проще, с вратами, открытыми для дыхания небес, и истина, и мир, и любовь, и справедливость нашли и поселились в нем», – вспомнил Потемкин пророчество Шах Акбара из династии великих моголов. У входа в храм сидели двадцать четыре старца с длинными, до земли, белыми бородами. Они увидели Кирилла и пали ниц. Врата раскрылись, и Потемкин медленно заплыл внутрь. Посреди огромного зала стоял сапфировый престол. Двенадцать золотых львов и золотых орлов сидели напротив друг друга на ступенях лестницы, которая вела к лучезарному трону. На престоле в позе лотоса сидел улыбающийся Шива – такой, каким его обычно изображают: четыре руки, аквамариновый цвет тела. Хотя это был не совсем Шива. Две руки его были сложены в индусское приветствие анджали, две другие держали загнутый жезл-посох и тройную плеть египетского фараона. Волосы на голове, пробивающиеся из-под вытянутой кверху шапки Амона, слегка пошевеливались, как будто жили собственной жизнью. Во лбу Шивы сияла изумрудная звезда, а подбородок его украшала длинная, заплетенная в косичку борода. Приглядевшись, Потемкин узнал в лице божества черты своего отца. Шива-Осирис медленно заговорил с ним, не открывая рта:

– Все возвращается на круги своя, сын. Нельзя уйти от самого себя.

– Я не хочу быть собой, отец.

– Это так по-человечески! – рассмеялось божество. – Желать быть тем, кем ты не являешься. Смертному этого не дано. Но ты – не человек. Поэтому у тебя был выбор. Ты использовал свой шанс, и теперь ничто не подлежит изменению.

– Но скажи, отец, если люди так хотят построить свой ад, почему не дать им такую возможность?

– Потому что мы должны отвечать за то, что породили. Чтобы понять, к чему могут привести игры их разума, ты должен все увидеть сам.

Шива застыл и начал каменеть, обернувшись в безмолвную статую. Мраморный пол под ней раздвинулся, и статуя стала уходить вниз. Когда она спустилась, пол сомкнулся. Потемкин стоял, вернее висел, посреди огромного зала. Тут он увидел, что каменные лепестки над ним сворачиваются. Он попытался отплыть к входу, но входа уже не было. Массивные плиты надвигались на него сверху, сбоку, со всех сторон. Кирилл закричал так отчаянно, как только можно кричать сквозь толщу воды на расстоянии нескольких километров от поверхности. Гигантский пресс продолжал сжиматься. Потемкин вдруг почувствовал пронзительную боль, и внешний мир погас. Он стал бесконечной точкой, черной дырой, висящей во мраке. Это была абсолютная пустота и в то же время субстанция беспредельной плотности. Она внимательно разглядывала его, будто принюхиваясь и пытаясь понять намерения. Это была податливая масса, готовая подчиняться его воле и принять любую форму. Внезапно прямо перед ним возникло серое полотно асфальта, на котором лежала та самая маленькая девочка, чудом не сбитая на Голубинской улице. В этой реальности все закончилось иначе: беспомощно раскинув ручки, она смотрела в небо уже выцветшими удивленными глазами. Кирилл увидел ее внутренний мир – такой маленький, хрупкий и трогательный. В нем была волшебная сладкая страна с шоколадными деревьями, карамельными цветами и полянами из фисташкового мороженого, ее любимая кукла Ляля, ее красивые лаковые туфельки, купленные вчера на вещевом рынке, и голубой шарик, который она выпросила у мамы около выхода из метро. Жуткая картина наполняла душу леденящим страхом и ощущением полной безысходности. Потемкин понял, где он находится. «Самое страшное наказание для человека – оставить его наедине с самим собой», – подумал он и почувствовал, что окружающее пространство враждебно ему, что оно отторгает незваного гостя. Масса начала сжиматься, стремясь превратить его в ничто. Но это давление вызвало в нем ответную реакцию. Кирилл осознал, что он и есть тот самый голубой шарик, который теперь распирает все больше и больше. В конце концов, он достиг равновесия с внешней силой и взорвался, как сверхновая звезда, захватывая все вокруг своим сиянием.

* * *

– Опаньки! А Потемкин-то наш, похоже, очухался! – Кирилл услышал бойкий голос, сильно отдающий суржиком.