68 тысяч Причин Убить

Открытие глаз никогда не было таким болезненным, даже после худшего похмелья в его жизни, а у него были некоторые, довольно эпические, пьянки в свое время. Все его тело - или так казалось - было покрыто ранами и синяками. Даже малейшее движение заставляло его задохнуться от боли. Сначала он мог только щуриться. Мир вокруг него был одним большим пятном, заполненным образцами блеклого цвета и предположениями о вещах, которые могли иметь форму. Похожая на похмелье боль в голове усилилась из-за хип-хоп музыки, которая все еще громко звучала. Одно это было подтверждением того, что он еще не умер. Он не знал, что чувствует по этому поводу. С одной стороны, он испытал какое-то рефлексивное облегчение от того, что остался жив. Однако это чувство угасло, когда его мозг начал работать на полной скорости. С большей ясностью пришло горькое осознание того, что он оставался пленником своего собственного кусочкa ада.

Но что-то было не так. Ему потребовалось много времени, чтобы начать понимать природу изменений. Он понял, в чем разница, только когда мир вокруг него, наконец, начал становиться более четким. Хотя музыка все еще гремела, гул возбужденных разговоров из прошлого исчез. На самом деле он вообще не слышал никаких голосов, кроме записанного, терзающего динамики стереосистемы.

Чип увидел тела на полу. Он увидел Монику и Лероя, прижавшихся друг к другу. Моника небрежно обхватила рукой горлышко почти пустой бутылки "Southern Comfort"[19]. Его .9-мм пистолет торчал из заднего кармана Лероя. Они были так неподвижны, что Чип сначала подумал, что они мертвы. Но затем он уловил слабое биение пульса на шее Моники. Это его обрадовало. Он не хотел, чтобы она умерла.

Он поморщился и подавил крик боли, когда поднял голову и вытянул шею, чтобы осмотреть всю комнату. Как только он осмотрелся, он почувствовал желание рассмеяться. Но улыбка, которая пыталась сформироваться на его распухших губах, погасла, прежде чем действительно смогла обрести форму. Было что-то почти смешное в этой сцене, приветствующей его после возвращения в полное сознание, но любой присущий ему юмор был притуплен живым воспоминанием о том, что с ним сделали. Все они были в отключке. Моника, Лерой, Мэтт, большегрудая блондинка, чье имя он до сих пор не знал, и еще пара деревенщин, которые пришли на вечеринку. Это было глубокое бессознательное состояние, граничащее с коматозным, по крайней мере, по внешнему виду. Это впечатление заставило его ненадолго подумать о Лизе на больничной койке в Нэшвилле, но он отбросил эту мысль. В его голове не было места ни для чего, кроме как сбежать из этого адского места, что опять же было реальной возможностью благодаря огромной оплошности со стороны его чрезмерно ослабленных мучителей - никто не удосуживался привязать его к стулу.

У него был шанс. Небольшой, скорее всего. Хотя все они недооценили его, он не мог принять это как должное. Пока он оставался здесь, был шанс, что один из них проснется и предпримет шаги, чтобы исправить оплошность. Разумнее всего было бы осторожно выйти отсюда, взять "Понтиак" и уехать, прежде чем кто-нибудь из них сможет очнуться от глубокого сна, вызванного алкоголем. Но когда он посидел еще немного и позволил себе полностью осознать все различные части своего тела, которые болели и пульсировали, он понял, что делать разумные вещи снова не входило в повестку дня.

Прошло еще несколько мгновений, пока он готовился к предстоящему испытанию. Он знал, что не может позволить себе терять драгоценное время, но это было необходимо. Он не мог просто встать со стула, не закричав от боли. Боль придет в любом случае, но он должен быть психически готовым положить конец любому словесному выражению боли. Делая это, он смотрел на расслабленные черты лица Моники и удивлялся, насколько невинной она выглядела во сне. Она была так молода. Едва старше подросткового возраста. Но в ней было зло. Проявление невинности было иллюзией. Маскoй. Он жаждал разоблачить скрывающегося под нeй монстра.

Чип стиснул зубы и начал вставать со стула. Усилия едва не привели к немедленному преждевременному завершению. Его левая нога хотела сдаться, но он напряг мышцы и напряг опухшее колено, как мог. Нога сильно тряслась, но все же удержалась под ним, когда он полностью поднялся на ноги. Первые же шаги, которые он сделал, вызвали сильную боль в обеих ногах. Тряска усилилась, и он несколько раз чуть не упал. Хуже всего стало, когда он наклонился, чтобы вытащить пистолет из кармана Лероя. Потребовалось самое сосредоточенное усилие воли, которое ему когда-либо удавалось сдержать, чтобы не закричать оперным голосом. Лерой слегка пошевелился во сне, откатываясь от Моники, когда пистолет выскользнул из его кармана. Чип навел пистолет на его лицо, ожидая, проснется ли панк.

Но он не проснулся.

Чип вздохнул.

Хорошo.

Он еще не был готов иметь дело с Лероем.