69 этюдов о русских писателях

3 февраля 1755 года в Петербурге была представлена первая русская опера «Цефал и Прокрис» по сценарию Сумарокова, а 5 сентября 1759 года был поставлен балет «Прибежище Добродетели» с русскими актерами (Ф. Волков, Дмитриевский, Г. Волков, Попов). Итак, первая русская опера и первый русский балет.

Сумароков лихо переводил произведения Расина и Бомарше, Мольера и Шекспира. Многие пьесы ставил сам как режиссер. Короче, смелый человек, замахнувшийся на самого «Вильяма нашего Шекспира» и заменивший слишком мудреный монолог Гамлета на более удобоваримые тирады из Вольтера.

За свое рвение Сумароков в 1756 году был назначен директором первого русского профессионального театра, учрежденного в Петербурге. Но характер имел не покладистый, несколько вздорный и в конце концов испортил отношения со многими важными вельможами. К тому же не всем по душе пришлись отдельные тираноборческие реплики из его трагедий. И пришлось Сумарокову уйти в отставку, а в 1769 году он переехал из Петербурга в Москву. Приобрел красивый дом-сад на Новинском бульваре и любил щеголять в камзоле с орденской лентой через плечо.

Существует такой литературный анекдот. Сумароков очень уважал Баркова как ученого и острого критика и всегда требовал его слов касательно своих сочинений. Барков пришел однажды к Сумарокову.

– Сумароков вольный человек! Сумароков первый русский стихотворец! – сказал он ему.

Обрадованный Сумароков велел тотчас подать ему водки, а Баркову только того и хотелось. Он напился пьян. Выходя, сказал:

– Александр Петрович, я тебе солгал: первый-то русский стихотворец – я, второй – Ломоносов, а ты только что третий.

Сумароков чуть его не зарезал.

Такой вот анекдотец. По натуре Сумароков был добрым и благородным человеком. Часто помогал бедным. «Коли хочешь ты писать, то прежде влюбись», – повторял он правило Буало.

Любовь! Любовь! Ты сердце к утехам заманя,
Любовь! Любовь! Ты уж полонила меня.

Эдакие лирические пасторали давно ушедших дней: «Не грусти, мой свет! Мне грустно и самой...» В своих стихах Сумароков постоянно боролся со «злодеями». Ненависть вызывали у него люди, которых «обуяли алчь и жажда» – денег и золота. Возмущался он системой фаворитизма.

Всегда болван – болван. В каком бы ни был чине.
Овца – всегда овца и во златой овчине.

Высмеивал Сумароков фанфаронство, щегольство, галломанию офранцуженных «вертопрахов» и «вертопрушек». Частенько пребывал в тоске и меланхолии.

Мной тоска день и ночь обладает;
Как змея, мое сердце съядает,
Томно сердце всечасно рыдает.
Иль не будет напастям конца?
Вопию ко престолу Творца:
Умягчи, Боже, злые сердца!

Много размышлял Сумароков о жизни («Не зрим мы твердости ни в чем») и о смерти («На свете жизни нет миляе./И нет на свете смерти зляе,/ Но смерть – последняя беда»). Миляе-зляе – так уже не пишут...

Как оценивали Сумарокова современники и потомки? Некоторые ценили высоко, ставя его наравне с Мольером и Расином, плакали от его драм и смеялись до слез от его комедий. Новиков считал, что все сделанное Сумароковым – это «сокровище русского Парнаса». Пушкин похвалил Сумарокова, что он, де, «прекрасно знал русский язык». Но в другой раз и сурово покритиковал Сумарокова. Когда Сумароков умер, Карамзин написал: «Уже фимиам не дымится перед кумиром; не тронем мраморного подножия; оставим в целости и надпись: Сумароков! Соорудим новые статуи, если надобно; не будем разрушать тех, которые воздвигнуты благородною ревностью отцов наших!»

А вот строки Евгения Евтушенко о Сумарокове:

Он был не в меру унижаем
И был не в меру вознесен...

Последние годы жизни Сумарокова были трудными. Сам он писал с горечью:

На что писателя отличного мне честь,
Коль нечего ни пить, ни есть?

Да и честь прошла. Популярность рассеялась, как дым. Раньше Сумароков помогал другим, а когда стало трудно самому, никто не пришел ему на помощь. Пришлось закладывать дом. За долги описали все: рукописи, книги, гравюры, мебель... Сумароков обратился к Григорию Потемкину: «Я человек. У меня пылали и пылают страсти. А у гонителей моих ледяные перья приказные: им любо будет, если я умру с голода или с холода». В стихотворении «К неправедным судьям» писал:

О вы, хранители уставов и суда,
Для отвращения от общества вреда
Которы силою и должностию власти
Удобны отвращать и приключать напасти
И не жалеете невинных поражать!..

И в конце – инвективы к судьям и чиновникам: