Так или иначе – результат один. Убили, отпели, похоронили... и такая еще деталь – из дневника Никитенко: «Народ обманули, сказали, что Пушкина будут отпевать в Исаакиевском соборе – так было означено на билетах, а между тем, тело было из квартиры вынесено ночью, тайком, и поставлено в Конюшенной церкви. В университете получено строгое предписание, чтобы профессора не отлучались от своих кафедр и студенты присутствовали бы на занятиях».
Не стало живого Пушкина. Но сбылось его пророчество:
Дифирамбы Пушкину
Род пиитов на Руси не иссякает – поэты вспоминают Пушкина и поют ему гимны. Еще при жизни Александра Сергеевича ему посвящали стихи Дельвиг, Туманский, Гнедич и другие.
писал Антон Дельвиг.
вторил Федор Туманский.
умолял Пушкина Николай Гнедич. «Пушкин есть явление чрезвычайное... – отмечал Гоголь в 1835 году. – Это русский человек в его развитии, в каком он может явиться через 200 лет».
Это было написано и сказано еще при жизни поэта, а уж после его гибели!.. Пушкиным восторгались и били ему поклоны, словно иконе. Искали в нем чудодейственный ориентир, чтобы не заблудиться в российской действительности. Считали его точкой отсчета всему. «Пушкин – отец, родоначальник русского искусства, как Ломоносов – отец науки в России. В Пушкине кроются все семена и зачатки, из которых развились все роды и виды искусства во всех наших художниках...» (Иван Гончаров).
«О, никогда не порвется кровная, неизбывная связь русской культуры с Пушкиным», – восклицал в одной из статей Владислав Ходасевич. Александр Блок в стихах «Пушкинскому дому» спрашивал: «Не твоя ли, Пушкин, радость, окрыляла нас тогда?..»
писала Анна Ахматова в стихотворении «Пушкин».
Из записей Лидии Чуковской об Ахматовой:
« – Вы ясно представляете себе Пушкина по-человечески? – спросила я.
– Да, вполне... «Арап, бросающийся на русских женщин», – как говорил Сологуб».
У Марины Цветаевой есть цикл «Стихи к Пушкину» (1931):
И далее Цветаева примеряет к Пушкину другие ходячие маски: Пушкин – в роли лексикона... гувернера... русопята... гробокопа... пулемета... пушкиньянца... «Пушкин – тога,/ Пушкин – схима, Пушкин – мера, Пушкин – грань...»
Цветаевский перечень обернулся сегодняшним «Пушкин – это наше всё!»
восклицал Игорь Северянин (конечно, Пушкин и Северянин – противоположные полюса, но полюса, которые сходятся).
Николай Агнивцев видел своей любимый Петербург только в неразрывной связи с Пушкиным.
Всем сомневающимся в значении «Северной Пальмиры» Агнивцев бросал недоуменный вопрос: