7 Дней Рождения

– Это было в школе, Вальдо, она только переехала к нам, я влюбился в нее с первого взгляда.

– Так, хорошо, когда вы впервые поцеловались?

– На первом свидании.

– Где это произошло?

– На пешеходном переходе, мы ждали светофора, я провожал ее на автобус до дома.

– Ваша свадьба?

– 26 ноября. Каждый месяц в этот день я дарю ей цветы.

– Ты псих! Ты действительно помнишь все?

– Я помню все, что связывает нас с ней.

– Если бы ты помнил все так же о работе, ты был бы миллиардером!

– Мне хватает денег, Чейвз, а в свете последних событий они мне совсем не нужны.

– Но они еще понадобятся твоей семье.

– Там хватит и моим внукам, а после еще одной сделки с фирмой спортивных аксессуаров, которую я собираюсь заключить при жизни, хватит нашим пра-правнукам.

– Только сейчас начинаю понимать, насколько ты проворен и несчастен.

– Отвали, Вальдо.

– Нет, я серьезно!

Вуд обратил внимание на дорогу, когда Чейвз остановился, он припарковал машину возле высотного здания:

– Бруклинский мост, ты серьезно?

– Выходи.

– Чейвз, нам уже не по 16, к чему это?

– Сейчас ты выглядишь нытиком, прямо как в наши шестнадцать!

– Хорошо, идем.

Когда Вуд и Чейвз были 16-летними подростками, после прогулок с товарищами они приезжали на Бруклинский мост вечером, делились своими проблемами и высказывали свои мысли, прогуливаясь по мосту, когда они понимали, что высказались и выслушали друг друга, ехали домой – это почти стало их традицией. И сейчас, когда их возраст приблизился к 30, они вышли из машины и направились к мосту, как тогда, 15 лет назад. Мягкий теплый ветер слегка трепал волосы проходящих девушек, а лучи июньского солнца казались настолько приятными, словно влюбленная мать гладит спящего младенца. Громадный висячий серый мост, протяженный почти на 2 километра через Ист-Ривер, привлекал внимание каждого человека, чей взор хоть краем глаза пал на это строение, исключением не были и Вуд и Чейвз, которые еще мальчишками влюбились в этот мост, как в нечто сверхестественное.

– Твоя жизнь вот-вот оборвется, что сейчас творится в твоей голове?

– Сейчас намного лучше, Чейвз, но вчера, когда я вышел из квартиры гадалки, я не знал, куда себя деть. Прости, я просто поддался эмоциям, вчера я не знал, что мне делать.

– Мне не за что тебя винить.

– Рени, возможно, переживет это, Стэфи пока не поймет, а позже привыкнет, но как мне рассказать об этом моей матери? Я до сих пор не могу понять, что мне делать, я не смогу подобрать слов для своей матери, понимаешь?

– Но-но, не кипятись. У тебя уже нет времени для паники, вчера ты должен был для себя все решить.

– Я расскажу Рени только тогда, когда дела будут совсем плохи, от Стэфи и мамы я постараюсь скрыть это.

– Зачем ты так с миссис Вуд?

– А ты бы смог объяснить своей матери, что через 30 дней тебя не станет!?

– Скажи, как есть,Стэн. Она обязана попрощаться с тобой, пока ты жив.

– Возможно, ты прав.

– Черт! И ты даже не считаешь, что жизнь несправедлива по отношению к тебе?

– Я пережил этот момент. Знаешь, я уже построил свое счастье, и, возможно, это моя вина, что я сделал это так рано. Последнее, что я хочу сделать перед смертью – это увидеть своего сына и станцевать с Рени последний танец.

– Вот так просто? Станцевать танец? О каком построенном счастье ты говоришь? Разве ты не хочешь увидеть, как твой сын сделает первый шаг? Не хочешь услышать, как он назовет тебя отцом? Не хочешь увидеть, как он забьет свой первый гол за сборную школы? Разве ты не хочешь, проводить свою дочь под венец? Разве твоя мать должна хоронить тебя, а не ты ее? Ты не видел даже половины счастья. Даже мне обидно за тебя!

– Ты позаботишься о них, я знаю это! А счастье – я уже счастлив, как никогда. Я просто хотел, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась, и я сделал это.

– Но они будут нуждаться в тебе.

– Ты позаботишься о них, Чейвз, ты единственный, на кого я точно могу рассчитывать.

– Даю слово.

– Спасибо тебе за все!

– Прекращай.

На некоторое мгновение мужчины замолчали, не потому что им нечего было сказать друг другу – говорить что-то не имело смысла, да и что можно было сказать человеку, который знает, что через месяц его уже не будет в живых, и что, в свое время, мог сказать он. В этот момент Чейвз и Вуд понимали друг друга, не говоря ни слова. Чейвз чувствовал себя даже более несчастным, чем Вуд – за эту ночь Вуд уже успел все уложить в голове и принять, как должное, Чейвз же только что

узнал, что самый близкий его друг смертельно болен, он с трудом мог понять, как такое возможно – человек, шедший с тобой всю жизнь рука об руку, с самого детства, в трезвом виде и здравом уме сейчас идет и рассуждает вместе с тобой о проблемах жизни, а через 4 недели он будет лежать в деревянном ящике, со стеклянными глазами и бледной холодной кожей, и не сможет произнести ни слова.

–Как!? – единственный вопрос, который возникал в голове Чейвза.

Внезапно, даже для самого себя, Вуд оборвал молчание: