7 и 37 чудес. Первые семь чудес, Ближний Восток и Средняя Азия

Царь царей Дараявауш, царь персов, властитель многих народов, которого враги его — греки — называли Дарием, первым выбрал для монумента себе лучшее место, какое только можно придумать. По долине Керманшаха тянется узкий хребет, который оканчивается двуглавой горой в том месте, где проходил караванный путь из Хамадана в Вавилон. У подножия крутой горы чистые источники вливаются в озеро. Из озера вытекает ручей, минует деревеньку Бехистун и убегает в долину.

Гора тоже называется Бехистун.

Караваны всегда останавливались около источников. Старые верблюды уже за несколько километров знали, что предстоит отдых, и спешили к воде, к купе деревьев под скалой. Останавливались здесь отдохнуть и армии, проходившие через Персию. Солдаты надолго запоминали двуглавую скалу над тихой долиной и чистый прохладный ручей.

Дарий решил поставить себе монумент при жизни, ибо, хоть был уверен в прочности и незыблемости своей державы, не доверял благодарности потомков. Он задумал создать памятник неповторимый, вечный, и ему удалось это лучше, чем подавляющему большинству деспотов как до него, так и после.

Когда Дарий вступал на престол в 521 году до нашей эры, ему противостояли девять других претендентов. Он жестоко расправился с соперниками и стал после бога, мудрого Ахурамазды, вторым по могуществу во вселенной. Вот эту борьбу за престол Дарий и повелел отразить в монументе.

Для исполнения воли царя скульпторы выбрали отвесный участок скалы и вытесали на нём огромный ровный прямоугольник. От нижней стороны прямоугольника до земли пятьдесят метров, и потому монумент этот можно разглядывать только издали. После того как скульпторы Дария убрали леса, никто не приближался к монументу в течение двух с половиной тысячелетий. За одним исключением, о котором будет рассказано дальше.

На каменном полотне вырубили барельеф: несколько фигур в человеческий рост. Крупнее всех — сам Дарий: скульпторы строго соблюдали каноны. У него большие глаза и брови дугой, борода завита, а на голове военная корона, вырезанная тонко и тщательно: Дарий требовал точности в деталях. Корона, как известно, была из золота и усыпана овальными драгоценными камнями.

Дарий поднял руку к крылатому богу, реющему над царём, а ногой попрал главного из своих врагов, Гаумату. Нога царя тяжело надавила на живот Гауматы, и тот скорчился от боли и унижения.

За спиной Дария стоят двое придворных. Они держат его лук и копьё. Лицом к царю, побеждённые и понурые, выстроились остальные восемь злополучных претендентов. Руки их связаны, а шеи стянуты общей верёвкой.

Но Дарий был предусмотрителен и, возможно, предполагал, что без надписи значение гордой картины будет потомкам непонятно. Он приказал остальную площадь стены заполнить надписью на трёх языках. На древнеперсидском — языке царя и двора, на аккадском (вавилонском) — языке государства, хотя и разгромленного, но настолько великого и известного, что язык его продолжал пользоваться признанием в Древней Персии, и, наконец, на эламском языке. И тут произошла накладка.

Только скульпторы окончили работу, каллиграфы выбили длинную надпись, как Дарий, который не сидел всё это время сложа руки в своём дворце, вернулся из очередного похода, победив скифского царя, «носившего остроконечную шапку». Последовал приказ: прибавить к разбитым царям и царя скифского.

Руководители работ всполошились. Уж не говоря о том, что работа, которую они завершили, была невероятно трудной, не говоря о том, что только что сняты леса и свёрнут лагерь и придётся снова свозить в степь рабочих и художников, — не говоря обо всём этом, скифского царя некуда было помещать на монументе. Всё свободное пространство было заполнено надписью.

Наверно, Дарий так и не узнал об этих трудностях. Деспоты не терпят возражений, и не исключено, что вопрос решался на более низком уровне. Снова потянулись к Бехистуну караваны, снова возводились грандиозные леса, и снова скульпторы, пользуясь привезёнными из столицы портретами скифа в высокой остроконечной шапке, принялись за работу. Пришлось срубить эламский текст и на его месте последним в цепи царей пристроить скифа. Барельеф получился более плоским, чем другие, но не беда: снизу разница была незаметна. А частично срубленную надпись выбили снова в другом месте.

Царь осмотрел монумент и остался доволен.

На всякий случай в надпись включили слова, запрещающие повреждение монумента под страхом сурового наказания. Но для того чтобы повредить монумент, до него нужно добраться, а это никому не под силу. Снизу же надпись ни за что не прочесть. И даже не узнать, что портить её не разрешает сам Дарий, царь царей и царь персов.

Шли годы. Умер Дарий, рухнула империя, погибли дворцы Персеполя, могучей столицы Ахеменидов. Забылись языки, надписи, но сам монумент остался нерушим, ибо он был вырублен на твёрдой и недоступной скале.

Караваны всё реже и реже проходили под скалой, армии всё реже останавливались у источника. И никто, ни один человек на свете, не умел читать клинописных текстов.