7 и 37 чудес. Первые семь чудес, Ближний Восток и Средняя Азия

В ахеменидской Персии трудилось множество художников и ремесленников, свезённых со всех концов мира. Когда Александр Великий подошёл к Персеполю, он увидел у дороги громадную толпу изувеченных людей — это были попавшие в плен к персам греческие художники, скульпторы, резчики. Чтобы они не убежали, их жестоко калечили: лишали части тела или лица, ненужной при работе. У одних художников были отрублены левые руки, у других — ступни ног, носы, уши. Изуродованных греческих мастеров в Персеполе оказалось более восьмисот. А ведь, кроме них, на строительстве дворца работали египтяне, мидийцы, вавилоняне, иудеи, набатейцы, армяне — все те племена и народы, чья судьба была сломлена персидским завоеванием. Но вряд ли найдётся другой дворец в мире, в котором столь чётко и последовательно проводилась бы центральная идея — идея персидского могущества. Здесь воля иноземных художников была начисто подавлена главной задачей, и нетрудно представить себе, что, помимо мук физических, изуродованные художники испытывали муки моральные — заказчику и хозяину нужно были лишь их техническое умение и ремесло, но никак не творческое начало. Следствие этого — пилоны и стены лестниц, украшенные бесконечными, мастерски и точно выполненными, однообразными барельефами, которые повторяют в основном один и тот же мотив: царь царей на троне и вереницы одинаковых воинов, одинаковых данников, одинаковых подданных. Даже по тому, что сохранилось от Персеполя, очевидно полное торжество ранжира, порядка и солдатского строя.

Последовательность идеи более всего проявляется в главных зданиях сооружений Персеполя: зале приёмов — ападане — и тронном зале.

Ападана — квадратный зал, настолько огромный, что во время торжественных аудиенций в нём размещалось десять тысяч человек. Кровля зала, находившаяся на недосягаемой высоте семиэтажного дома, поддерживалась семьюдесятью двумя колоннами. Колонны персепольского дворца были изобретением ахеменидских архитекторов — Египет или Эллада подобных им не знали. Это прямые каменные столбы, вырастающие из высоких, мягко скруглённых баз и заканчивающиеся в высоте импостами — капителями в виде львиных или бычьих фигур, соединённых спинами. Колонны не отступали к сторонам, как принято, чтобы открыть перспективу пространственного объёма. Они стояли равномерно по всему залу, подобно лесу, отчего терялась перспектива и получался застывший окаменевший лес, который придавал дополнительную статичность дворцу, где время должно было послушно остановиться у ног владыки мира.

Неудивительно, что археологи не могут до сих пор найти ответа на, казалось бы, элементарный вопрос: а где же в этом зале место для царского трона? Зал одинаков со всех сторон, он сам по себе мир без конца и начала, трон мог стоять везде и нигде. Высказывались даже предположения, что залы Персеполя — сокровищницы, как бы музеи награбленного и свезённого со всего мира добра.

Дарий не достроил персепольского дворца. Строительство продолжалось Ксерксом и Артаксерксом, о чём эти цари оставили соответствующие надписи. Строительство заняло несколько десятилетий. Не удовлетворившись залом Дария, Ксеркс и Артаксеркс пристраивают к нему второй. Но, за исключением большего размера зала и несколько иных барельефов, ничего не изменилось. Идея торжествовала.

Колонны Ападаны. Иран

В то время, когда разноплемённые мастера обтёсывали бесчисленные однообразные стволы колонн для мёртвого леса и вырезали одинаковые барельефы, повелитель персидской державы Ксеркс, пытаясь завоевать Элладу и осчастливить её принадлежностью к миру порядка, сжёг Афины. Это случилось в 480 году до нашей эры. Грецию покорить не удалось — персидский флот погиб при Саламине, — и Ксеркс отступил, но гибель Афин оказалась настолько живучей в памяти греков, что гибель Персеполя почти всеми без исключения античными авторами связывается именно с этим событием.

У эллинов противоборство с Персией Ахеменидов приняло характер принципиального конфликта. Это была не просто война, каких немало выпало на долю Греции, это был смертельный конфликт двух миров. Память о пожаре Афин жила и спустя полтора столетия, когда Александр Македонский переправлялся на азиатский берег для того, чтобы уничтожить армии очередного Дария, очередного царя царей застывшей, каменной, но одряхлевшей и уже нежизнеспособной ахеменидской державы. Возможно, конфликт, описания которого дошли до нас через призму греческого восприятия, идеализируется нами, но когда Диодор Сицилийский пишет о том, что Александр решил совершенно уничтожить Персеполь, то это намерение македонца в нашем воображении оказывается связанным с драматической сценой встречи Александра с восемьюстами клеймёными художниками; Александр искренне отказывал в праве на существование городу казарменных барельефов, который калечит художников.

Мне не верится в случайность пожара и гибели Персеполя, хотя многие авторы, должно быть, оберегая репутацию великого человека, подчёркивают случайность в рассказах о последнем дне ахеменидской столицы.