Бен Уэтерстафф, который работал возле розового куста, обернулся и поглядел на него.
– Ты мог бы спеть славословие, – посоветовал он самым ворчливым тоном, хотя не имел никакого определенного мнения о славословии и напомнил об этом без особого благоговения.
Но у Колина был пытливый ум, и он никогда не слышал про славословие.
– Что это такое? – спросил он.
– Дикон может спеть тебе это, я думаю, – ответил Бен.
– Это поют в церкви, – ответил Дикон с улыбкой. – Моя мать говорит, что это, наверно, поют жаворонки, когда просыпаются утром.
– Если она так говорит, значит, это хорошая песня, – сказал Колин. – Я сам никогда не был в церкви. Я всегда был болен. Спой, Дикон, мне хочется послушать!
Дикон сделал это очень просто и непринужденно. Он понимал чувства Колина лучше его самого, понимал инстинктивно, не подозревая даже, что понимает. Он стащил шапку с головы и с улыбкой оглянулся вокруг.
– Ты должен снять шапку, – сказал он Колину, – и ты тоже, Бен, и надо встать.
Колин снял шапку. Солнечные лучи блестели на его густых волосах, и он напряженно следил за Диконом.
Дикон встал среди деревьев и розовых кустов и запел просто и непринужденно, приятным и сильным детским голосом:
Когда он закончил, Бен остался стоять неподвижно, упрямо стиснув зубы, не сводя тревожного взгляда с Колина. Лицо Колина было задумчиво.
– Это очень хорошая песнь, – сказал он. – Она мне нравится. Может быть, это и есть то, что мне хочется сказать… когда я хочу крикнуть, что благодарен волшебной силе… – Он остановился и подумал, несколько озадаченный. – Быть может, это и есть волшебная сила… быть может, она именно это… Быть может, это одно и то же… Как можно знать точное название всему? Спой это опять, Дикон! Давай попробуем. Мери… я тоже хочу петь… это моя песнь. Как она начинается, Дикон? «Хвалите Господа, Который ниспосылает все блага»?
Они снова спели – Мери и Колин так мелодично, как умели; голос Дикона звучал довольно громко и красиво, а при второй строке Бен хрипло откашлялся и при третьей запел очень сильно, даже слишком. Когда затихло «аминь», Мери заметила, что с Беном случилось то же самое, что в тот день, когда он узнал, что Колин не калека, – его подбородок дергался, и сам он мигал, и его загрубелые старческие щеки были влажны.
– Я прежде никогда не понимал смысла в славословии, – сказал он хрипло, – а теперь, пожалуй, изменю свое мнение… Я уверен, что в тебе прибавилось пять фунтов весу на этой неделе, мистер Колин, целых пять!
Колин смотрел в саду на что-то, привлекшее его внимание, и выражение лица его вдруг стало испуганным.
– Кто-то идет сюда? – быстро спросил он. – Кто это?
Калитка в поросшей плющом стене тихо отворилась, и вошла какая-то женщина. Она вошла при последней строке их песни и остановилась, слушая и глядя на них. На фоне плюща, в длинной синей накидке, на которой пестрели пятна солнечного света, проникавшего сквозь листву, с приятным, свежим лицом, улыбавшимся издали среди зелени, она походила на иллюстрацию в какой-нибудь книге Колина. У нее были чудные ласковые глаза, которые, казалось, смотрели на все сразу – на всех детей, на Бена, на «тварей», на каждый распустившийся цветок. Как ни неожиданно было ее появление, никто из них не подумал, что она ворвалась к ним без позволения. Глаза Дикона так и светились.
– Это мать, вот кто это! – крикнул он и бегом пустился к ней.
Колин тоже направился к ней, а за ним и Мери.
– Это моя мать! – опять сказал Дикон, когда они встретились. – Я знал, что тебе хочется ее видеть, я ей сказал, где спрятана калитка.
Колин протянул ей руку с какой-то гордой застенчивостью.
– Мне хотелось видеть вас даже тогда, когда я был болен, – сказал он, – вас, и Дикона, и таинственный сад… А прежде мне никогда ничего и никого не хотелось видеть.
При виде его приподнятого лица ее лицо вдруг изменилось. Оно вспыхнуло, углы рта дрогнули, и глаза на миг точно заволоклись туманом.
– О, милый мальчик! – вырвалось у нее, и голос ее дрогнул. – Милый мальчик! – сказала она, а не «Мистер Колин». Она, вероятно, сказала бы то же самое Дикону, если бы увидела на его лице выражение, которое тронуло бы ее. Колину это очень понравилось.
– Вы удивляетесь, что я такой здоровый? – спросил он.
Она положила руку ему на плечо и улыбнулась.
– Конечно, – сказала она, – но ты так похож на свою мать, что у меня сердце дрогнуло.
– Как вы думаете, – спросил он с некоторым замешательством, – может мой отец полюбить меня за это?
– Да, конечно, милый мальчик, – ответила она, ласково погладив его по плечу. – Он должен приехать домой, должен приехать!