7 минут

– Лихо они его упаковали! – меня поразило с какой лёгкостью душа маньяка получила вечные мучения. Теперь он будет постоянно видеть, как живут его жертвы купаясь в благодати. В то время как он сам сидит в кошмарных и зловонных катакомбах ежеминутно испытывая ту боль что причинил при жизни другим. Они это такие же фигуры в балахонах недолго расспрашивали маньяка и определили ему место по заслугам. Во всяком случае до Страшного суда.

– С ним-то всё ясно. Что ты вынес из этой истории? – Я ещё ни разу не видел лица Вергилия и теперь на меня мерцая зелёным уставились два зрачка из глубины капюшона, который он не снимал.

– Ну… – промямлил я – убивать людей плохо, конечно. Но некоторые его бесили это точно. Вот взять девочку. Мэри. Она в свои пятнадцать не стесняясь жила с обоими. Может и фермеру дала будь он симпатичнее.

– Кто кого раздражает сейчас роли не играет. Всех полюбить невозможно человеку во всяком случае. Но это не повод ставить убийства на поток. Его будут судить не за то, что кто-то ему не нравился или был грязным и вонючим. Его будут судить за то, что он убивал. Жизнь он не давал значит и не вправе отнимать. Жизнь священна даже у самого распоследнего негодяя. Не нравиться он тебе отойди в сторону и не общайся. Понимаешь? Ты со мной для того, чтобы понимать, что ты сам сделал не так и что другие делают не так.

– А это не осуждение? Я слышал, что осуждать других это грех. – Парировал я. Неуверенно.

– Это не осуждение. Осуждать, то есть судить дано не нам. Но такой инструмент как совесть есть у каждого. И он говорит тебе что можно, а что нет. Что хорошо, а что плохо. Если ты не сможешь в этом разобраться то, как тогда жить? Это, как, не зная правил сесть за руль автомобиля. Если человек сделал зло, то мы так и говорим он сделал зло. Это не осуждение, а констатация факта.

– Ок.! Вергилий выдыхай. Почему ты сказал, чтобы я крепче его держал. Куда он мог деться?

– Не знаю почему, но в первые минуты душа может пожелать остаться в плотном мире. И тогда она становится призраком. Гадит исподтишка. Некоторые даже умудряются взаимодействовать с материей. И тогда такое начинается. Полтергейст слышал может?

– Да я всегда смотрю по ящику подобные программы. Смотрел то есть.

– Поэтому их надо держать крепче. Не хватало ещё портить статистику.

– И вы туда же. Что дальше?

– А дальше у нас очень интересный фрукт. Кстати, у тебя на родине. Поехали. – Он ухватил меня за руку, и мы оказались в старинном особняке с евроремонтом. За столом сидел мужчина за пятьдесят. Сухой и желчный. Худые нервные пальцы теребили золотую ручку. Мужчина был чем-то сильно обеспокоен и постоянно кусал нижнюю губу.

– Почему он ещё живой? – спросил я тихо у Вергилия.

– Ты же хотел узреть предысторию. Это его последнее утро. А нервничает он, потому что вор. Ты вообще задумывался какое счастье жить в вашем времени с чистой совестью?

– Мне всего двадцать пять. О чём мне задумываться?

– Я бы сказал не о чём, а чем. Так вот жить сейчас с чистой совестью может позволить себе только простой человек, но жить с трудом сводя концы с концами. Иначе говоря, от зарплаты до зарплаты и то у многих не получается залезают в кредиты.

– А зачем ему воровать? Он и так уже губернатор.

– Поэтому ворует. Скоро спросим. Смотри.

Мужчина что-то с остервенением набирал на компьютере вглядываясь в монитор. Полученный результат видимо не удовлетворил губернатора, и он со злостью выключил компьютер. Встал. Прошёлся по комнате подошёл к камину. Сел около него в кресло обхватив голову руками и стал раскачиваться на стуле. Это не помогло, и он налил полный стакан коньяка и залпом выпил его. На несколько минут пришло облегчение и человек закурил, уставившись в пустоту. Алкоголь немного притушил эмоции, и губернатор взял со стола колокольчик и позвонил. Его всегда тянуло в девятнадцатый век. Он с самого детства изучал ту эпоху и был практически уверен, что добьётся высоких постов. Наверх он шёл, не разбирая дороги. Люди, вставшие на его пути, разлетались как кегли. Цель он себе поставил стать губернатором не меньше. Сперва он из кожи рвался вон чтобы оказаться в столице. Но потом понял, что при дворе ему будет тесно. В Москве подобных ему лизоблюдов было воз и маленькая тележка. И он решил, что будет лучше большой рыбой в маленьком пруду нежели маленькой в большом пруду.

– Звали ваше превосходительство? – дверь в кабинет боязливо приоткрылась и в проём просунулась голова с безукоризненной причёской лакея. Губернатор и дома ввёл порядки из девятнадцатого века. И обращение к чину четвёртого класса предполагало подобное.

– Где тебя носит? Полчаса как звоню. Запрягай едем в офис – губернатор поправил узел галстука и стал собирать документы со стола в папку. – Поторапливайся голубчик.