Все замерли, услышав и почувствовав нас. Надеюсь никого опасного здесь нет... И клещей тоже.
Ноги устало плетутся за ними, все чаще опираюсь о ствол того или иного дерева.
Спустя минут десять и столько же невысказанных проклятий, взвизгиваю от радости, разобрав в темноте очертания какой-то хибары.
Это нечто слабо похоже на дачный домик... Заброшенный. Но сейчас меня устроит даже медвежья нора... Лишь бы без медведя.
Вбегаю по скрипучим лестницам на веранду, вдыхая запах сырости. Артём копошится с замком, Никита встаёт со мной рядом.
Мне снова хочется обнять его, рассказать им, что чувствую. Но снова я давлю это желание, понимая, что его ребенок, наверное, испугается.
Осыревшее дерево наконец поддается, с гулом отворяясь перед нами. Темнота внутри быстро озаряется слабым светом фонарика в руке Артёма.
— Подождите, сейчас лампу зажгу...
Тут же отворяет деревянные хиленькие окна, завешав всё тюлью.
Наконец слабо загорается желтеющий свет, напугав стрекочущих сверчков поблизости.
Никита первым заходит внутрь, разуваясь у входа. Иду следом, еле сгибаясь в дверях. Снимаю сапоги, скидываю рядом рюкзак. Боюсь затоптать здесь половик, связанный кем-то.
Точно, носки немного замочила.
Оглядываюсь, рассматривая пожелтевшие обои, давно белёный потолок и советскую мебель.
— Дверь закройте. — Раздается откуда-то его голос. — Осмотреться не забудьте...
Переспрашиваю.
— Осмотреться?
Никита высовывается из-за угла и уточняет.
— Это же лес, Свет, мало ли кто прыгнул...
Мамочки!
— Папа тут по весне всё обрабатывал, но кто знает...
Два раза повторять не нужно, дожидаюсь, когда ребенок снова уйдет из поля зрения, скидываю штаны прямо в прихожей, стягиваю кофту, оставшись в длинной футболке. Ныряю в первый попавшийся дверной проем, думая, как вообще осмотреться... Боюсь даже думать о светильниках. Решаю — тактильно.
Где-то слышен Никитин смех и едва разборчивое щебетание. Здесь чертовски холодно и пахнет сыростью, но, кажется, он там что-то разжёг, ибо в нос ударил запах дыма, что почти сразу испарился. Скоро должно быть тепло...
Что это за комнатка? Толком не развернуться, но точно вижу очертания дивана. А это что... Печь?
Проверяю волосы, распуская косу. Прохожусь ладонями по шее, быстро спускаюсь к лопаткам.
Вздрагиваю от слишком знакомого покалывания поясницы.
Оборачиваюсь...
Время тянется едва виднеющейся паутинкой. Артём стоит в проходе, сложив руки на груди. Слабый свет попадает внутрь, очерчивая только его фигуру... И лицо его слабо различимо, но даже так ясно, что ждать чего-то хорошего не стоит.
Оба молчим, не отрываясь друг от друга. Зрение привыкает к полутьме, цепляясь за слишком явное напряжение напротив.
— Что?
Отдаляется, крикнув сыну.
— Никит, разбери мой рюкзак, руки помыть не забудь.
Снова смотрит в упор.
— Ладно, пап. Там консервы достать?
— Ага.
Ёжусь, содрогаясь от холода. Стоять под его взглядом как-то неловко, но уходить просто не хочется.
Он слишком открыто скользит по фигуре, задержавшись на ногах. А я благодарю богов, что выбрала сегодня этот баул, потому что "удобненько и ничего не обтягивает".
— Почему ты со мной не разговариваешь?
Точно шумно улыбнулся.
— Я обижен.
— Обижен?
— Ответа не было.
— Ответа? На сообщения?
Кивнул.
— Я... Я не знала, что написать.
— Что угодно, Света.
Шепчу, сглотнув.
— Извини.
Кивнул.
— Всё рассмотрел?
— Нет.
Шагнул ко мне, продолжая улыбаться. Почему мне даже не хочется отодвинуться? Стоит только протянуть руку...
— А если Никита...
— Мы ничего не делаем.
— А жаль...
Прикусываю губу, тут же зажмурившись. Нет, я это ляпнула! Запускаю руки в волосы, едва слышно простонав.
Мозг, ау! Серая жидкость, куда ты каждый раз стекаешь от его глаз!?
Вдруг чувствую его руку на животе. Он слишком быстро сминает футболку, а я цепенею от шока.
Притягивает к себе резким рывком, заставляя встать на цыпочки. Слишком быстро поднимает край, проводя пальцами по моей коже, выбивая мой пульс напрочь.
— Что ты делаешь...
— Касаюсь. — Смеётся. — На ногах ничего, а под футболку могло что-нибудь заползти.
Так я и поверила...
Его нуар пропитан едва уловим запахом бензина... так странно.
Моя последняя оборона пытается сражаться, вцепляясь в его запястья, но его ладони оставляют за собой лишь горящие следы. Одна рука обхватывает талию, заставляя вздрогнуть, почувствовав его футболку. Вторая — замерла у бюстгальтера.
— Пап, а гречку достать?
Разочарованно вздыхает.
— Да, Никит.
Мой живот вдруг уркнул от упоминания чего-то съедобного. Он слишком самоуверенно прошептал.
— Свет...
— М...
— Ты дрожишь.
— Здесь холодно.
— Так это не из-за меня?
Нервно хмыкнула, убирая с себя его руки. Отдаляюсь, понимая, что так ещё холоднее. Футболка опускается вниз...
— Какого черта ты не дал мне взять своё!? В чем мне теперь ходить здесь...
— Ты не сильно сопротивлялась.
Оборачиваюсь, желая высказать... но замираю от лёгкого поцелуя в лоб. Его руки легли на шею, и снова этот Каа умело гипнотизирует.
— Боже, да что я так таю...
Вторит, подтверждая.
— Таешь... И я говорил, наденешь моё.
— Твоё?
Смеётся, всматриваясь.
— Чем ты слушала, Свет?