Читаем 7 проз полностью

Дом нельзя не сносить. Так было принято в Советском Союзе: если исчезал из общества писатель (эмигрировал или пропадал без права переписки), книги его сами улетучивались из библиотек и из памяти народной; если исчезал композитор, его подлые ноты изгонялись из наших залов*, уезжал кинорежиссер - фильмы его смывались с пленки, сама пленка сжигалась, а пепел ссыпался в Москва-реку (после чего рыбам долго снились черно-белые, а с некоторого времени и цветные сны**)- Логично предположить, что, если попадал в опалу архитектор, все построенные им здания должны были быть смешаны с пылью и с грязью, сровнены с землей, превращены в щебень, в прах, в апофеоз частиц (цитата). Долгое время коммунисты не могли наладить дело: сносились, главным образом, лишь памятники враждебной, утекшей эпохи. Может быть, хозяева чувствовали - каким-то двадцать шестым чувством, - что не стоит меряться силами с Архитектурой, искусством глубоко мистическим, потусторонним, иррациональным. Но в конце концов они решились. "Коммунисты, вперед!" - сказал поэт Евтушенко***. И с какого-то прекрасного утра (точный его номер замурован в стене Соловецкого монастыря) механизм заработал: стоило зодчему оказаться вредителем или космополитом, свершалось историческое возмездие. Поэтому и сносится в Энске роскошный Дом: архитектор случился врагом народа. Жильцов незадолго до взрыва увезут в больших некрасивых автомобилях, и о них больше никто ничего не услышит. Не жалели же мы ЧСИР - членов семьи изменника родины, не надо жалеть и ЖДИРов - жителей дома... Одно время рассматривался даже вопрос о повсеместном распространении почина екатеринбургских энкавэдэшников - взрывать дом вместе с жильцами, дабы исключить транспортные расходы. Но решение так и не было принято.

______________

* См., напр., в газете "Правда" от 13 февраля 1977 года:

Шостакович наш Максим

Убежал в страну Германию

Господи, ну что за мания

Убегать не к нам, а к ним,

Да к тому же и в Германию

И подумать если правильно,

То симфония отца

Ленинградская направлена

Против сына-подлеца

Теперь

Выходит

Что.

** Трудно определенно сказать, с какого именно года цветные. Техническая возможность снимать цветное кино вполне была в СССР уже в конце тридцатых. На цветную пленку был заснят военный парад на Красной площади в 1938 году. В известной "Прорве" И. Дыховичного (который, кстати, совершенно зря не высказал желания экранизировать "Дом Архитектора") цветные кадры народных торжеств - вполне подлинная кинохроника, а не стилизация, как вы подумали.

*** Существует смачный апокриф: на каком-то крупном писательском сборище поэт Евтушенко прочел, выдав за свое, стихотворение поэта Межирова (не "Коммунисты, вперед!", а про артиллерию, которая бьет по своим, что, впрочем, с поэтической точки зрения большого значения не имеет). Поэт Межиров не решался обнародовать это произведение, а санкционированному смельчаку Евтушенко было не очень сложно проявить благородство.

Кстати, по свидетельству А. Берникова, стихотворение про коммунистов первоначально звучало иначе:

Взвод шинели на проволоку побросал,

Но стучит под шинельным сукном автомат.

И тогда еле слышно сказал комиссар:

"Коммунисты, назад! Коммунисты, назад!"

И без кожуха из сталинградских квартир

Бил "максим" и Радищев ощупывал зад.

И тогда еле слышно сказал командир:

"Коммунисты, назад!"

Между прочим, только этот вариант объясняет, почему команды отдавались "еле слышно".

Интересующая же нас операция поручена двум молодым старлеям Басинскому и Красухину. Один из них, а именно Басинский, обходит за сутки до часа X с последней инспекцией чердаки и подвалы обреченного здания: не спрятался ли где-нибудь строптивый ЖДИР-камикадзе? Басинский, заметим, выпил только что две бутылки трофейного пива (цитата из Чосера), и потому ему хочется теперь помочиться: он видит в этом даже и знак, он будет последним, кто помочится в этом доме. Он приказывает сопровождающим бойцам остановиться, а сам, вооружившись факелом, сворачивает за угол. Луч выхватывает из темноты... В туманном свете фонаря вдруг... Не верь своим глазам... Список действующих лиц добрых старых пьес непременно заканчивался Призраком. Вот и Басинскому то ли встретился, то ли привиделся призрак. Басинскому хватило ума не звать на помощь посюсторонних бойцов. Призрак популярно объясняет Басинскому, что Дом находится под его, призрака, особым покровительством и тривиальному человеческому сносу не подлежит. А если таковой все же случится, в момент взрыва Басинский умрет. Перепуганный Басинский рассказывает все Красухину: "Я... он... Там... меня... Ты понял? Ты слышишь?" - "Я слышал ночь: как шлейф ее шуршал по мрамору дворца..." меланхолично замечает Красухин, решив, что Басинский сошел с ума. Утешая друга, он обещает отсрочить взрыв (хороша бы была в таком случае его докладная записка начальнику местного НКВД!).

Красухин мечется некоторое время в сомнениях, пока удачно не вспоминает из Еврипидова "Ипполита": "Уста клялись; ум клятвою не связан"*.

______________

Перейти на страницу:

Похожие книги