7 Заклинатели (СИ)

Бог забеспокоился, но Шванк почему-то чуть не уснул. Тогда и он решил уйти и осмотреться. У казармы рабов - а это длинное низкое здание у самой дальней стены (она не имеет священного значения, и там стоит эта казарма, конюшня и хлев) - чем-то занималась небольшая толпа в черном. От нее отделился человечек, чья спина, свернутая винтообразно, была похожа то ли на букву S, то ли на один из знаков, пригодных лишь для музыки. Он и голову клонил набок, и она, покрытая черной щетиной, делала его похожим и на ноту. Этот человечек засеменил к воротам Храма, напевая что-то сложное, пронзительное, двухголосое, и дыхание его не срывалось. Это было похоже на музыкальное воплощение весеннего кошачьего концерта.

Гебхардт Шванк нагнал его и тут же спросил:

- Это кошачий концерт, коллега?

Раб резко повернулся на одной ноге и застыл. Испуган он не был. Шванку это понравилось, и богу тоже. Человечек на самом деле был куда смешнее Шванка; этим, очевидно, пользовался - и продуманно. Немного ниже нашего жонглера, худенький и с треугольным личиком. Большие уши росли, казалось, прямо на темени. Он походил на летучую мышь. Но полное сходство нарушали глаза, светло-карие, блестящие и очень круглые. Мышекот. Или птица?

- Почти угадали. Что Вам угодно, господин мой?

Раб сделал на редкость уродливый поклон.

- Вы господин Пиктор, начальник хора?

- Да.

- Меня послал к Вам Филипп, старший привратник. Я - певец.

Мышь прислушалась - не летит ли добыча?

- Какой?

- Сейчас я жонглер, мое имя - Гебхардт Шванк. Я пришел из Чернокнижия, был там шутом Гавейна.

- Угу.

Мышекот ленится, а добыча давно зашевелилась.

- Но я, господин Пиктор, обучен в храме плодородия...

- Так-так! Значит, у Вас редкий и красивый тембр голоса?

- Вы не хотели меня смутить? Да, я - кастрат, господин мой.

- Для кастратов в Храме есть некоторые ограничения. Но голос... И Вы играете на струнных?

- Также и на флейте, господин мой.

Уши летучей мыши задрожали мелко, чуть позже распахнулись и совиные глаза. Зверек предвкушал, как поймает жирную голубую бабочку с пушистым брюшком.

- Тогда напойте мне то песнопение, которое делается при летнем жертвоприношении Царя...

- Но, господин, этого давно нет... Человек замещается кабаном...

- Вот это я и имею в виду. Пойте.

Пиктор шумно потер сухие ладони. Песнопение Жертвенного Царя очень сложно и требует большого самоконтроля, а Шванк сразу начал в регистре флейты. Прослушав первую строфу, Пиктор кивнул, и голова его показалась тяжелой, а шея - мощной.

- Хорошо. Я принимаю Вас.

- Как к Вам обращаться?

- В хоре, в Храме - "наставник" или "учитель мой". Рабов не величают"мой господин"! А на воле называйте меня Пикси.

- А меня - просто Шванк.

- Идет. Подойдите-ка вечером ко мне - это вон тот левый передний угол казармы, у самых дверей - видите, с торца? У меня там сундук старых рукописей, покажу Вам. И дам наши обычные песнопения - через неделю нужно их знать и уметь. Вот так. И еще... Потом посмотрим, сколько Вы стоите, Шванк.

- Спасибо, учитель мой.

Пикси попрощался и убежал в Храм.

Теперь, когда Шванк ненадолго остался один, бог предупредил:

- Мне пора. Оставайся, работай, Шванк. Ищи.

Голове стало легко-легко. Бесшумно взлетел и скрылся в небе большой белый гусь. В черном зеркале у входа наш трувер разглядел, что легкие волосы его наконец-то улеглись ровно, как не лежали никогда в жизни.

***

Почти неделю спустя, в жаркий полдень, Пикси, Филипп и Шванк устроились в короткой тени на завалинке правого торца казармы рабов. Так они и сидели - Шванк слева, Филипп справа, а Пикси, средоточие троицы, припрятал за спиною фляжку пива. Жрец и раб жарились в сутанах, а Шванк, припрятав трубадурский плащ, блаженствовал в легкой рубашке.

Пока они просто сидят и рассматривают изрисованную чем попало стену. Обрубок тени исчезает. Становится очень жарко, но эти трое любят тепло.

Пикси торжественно извлек фляжку, подержал в воздухе и отпил.

- Филипп?

- Нет, нельзя. Увы.

- Шванк?

- О, да!

Глотнул - обычное пиво рабов, вонючее, водянистая шипучая кислятина. Почти не пьянит, но отлично расслабляет и предупреждает жажду. Шут изящно промокнул губы и задал вопрос:

- Пикси, а ты правда сочинял кошачий концерт, когда я пришел?

- Ну да. Вот.

- Рукавами не маши!

На низкой стене, устроившись наподобие сфинкса, отдыхает рыжий кот. Видно, что у него круглые щеки - в два-три слоя - длинные широкие драные бакенбарды, а уши изорваны почти до оснований и много раз заживали. Левое ухо неловко пришлепнуто к голове.

- Это Лев, старший кот Библиотеки.

- Смотри, смотри, Шванк - это единственный из князей Храма, кому полагаются по сану плотские утехи!

- Недолго ему княжить - он уже старенький, бедняга.

Филипп веселится, но кошачьи глаза его тревожны - таким он выглядит почти всегда, для него само Время течет слишком медленно...

- Так вот. Один голос - это Лев. Он поет вот так : "Йяаааааааооооооииииии - аааайя"!

Пикси пропел фразу совершенно по-кошачьи, негромкий голос стал непривычно носовым, обрел металл.

- Погоди, Пикси! Как ты это сделал?