7 женихов не считая мужа

Я слышала до ужаса отчётливо, как в нём пульсируют любовь, злость, отчаяние, желание, ответственность, самокритика, страсть, смелость, тщеславие. Пороки и яркие всполохи искренности, и всё это, как лишённый кожи человек, пугало и отвращало, но притягивало внимание. Как нельзя пройти мимо интимного, откровенного, так я не могла оторвать глаз от души Кира. Никогда бы не подумала, что она такая…

Кирилл понял, что я на него смотрю, и в нём ярче запульсировал страх, но он не мог пересилить себя и посмотреть мне в глаза. И очень ярко, прямо рядышком со страхом проснулись более сочные и чистые чувства. Ярко заалела страсть, а рядом нежность.

Он говорил со мной этими чувствами и я переводила их на человеческий.

“Я боюсь на тебя посмотреть, потому что иначе не сдержусь и что-нибудь ляпну”.

“Я… люблю тебя и ты это знаешь. Не отрицай и не бойся. Я тебе не враг”.

“Мне жаль. Прости, но я ничего не могу с собой поделать”.

Я как научный сотрудник лаборатории перед инопланетянином, села перед Киром на корточки и коснулась его колена, чтобы поднял на меня взгляд.

— Ты в норме? Ничего не болит?

— Зачем ты это делаешь? — бросил Кир без смеха и без улыбки. В нём ярко вспыхнуло раздражение. Страх усилился. При взгляде на меня просыпались ещё десятки эмоций, которых я не видела раньше.

Я вообще не думала, что в человеке может быть одновременно столько всего, и чтобы всё это просыпалось при виде меня. Понимала, что когда мужчина влюблён и желал — у него… ну не знаю… член встаёт.

А вот чтобы тысячи разных эмоций и их оттенков разом восставали и затапливали сознание… это что-то новенькое.

Мне стало невероятно жалко Кира. Со стороны виделось, будто в его голове уйма мыслей и все они взывали его черепушку.

— Что? — я не игралась с ним, вернее не планировала играться. Просто он сейчас был слишком хорош, слишком уязвим и сучья женская натура брала верх. А ещё я дико скучала. Я хотела как раньше, хотела проще. Хотела, чтобы было чёрное и было белое, чтобы — “я” и “он”. Чтобы не вспоминала каждые десять минут утренний оргазм, а как не поверни это был его член в моей вагине, и всё тут!

А я кайфанула от-не-го.

Я хотела Климову помочь. И хотела его убить. Кровожадная я… А может пар всему виной… Да и вообще какая к чёрту разница?

— Кира, ты дура? — прошелестел настороженный голос Климова.

— Нет.

— Уверена? — большее негодование в тоне.

НЕТ!

— Нет, погоди! Я думала… — бессвязно бормотала, сама не понимая, что конкретно собиралась делать. — Мне интересно… я хочу понять…

— Ты точно не в себе! — недовольно буркнул Климов, укорив взглядом.

— Может и так… Но я хочу понять, что ты хочешь?..

— Что Я Хочу? — он засмеялся. В нём вспыхнули обида, злость, раздражение и что-то очень мощное. Это была не страсть, не похоть и не любовь. Это было всё вместе. Яркое, живое, обострённое: на грани первобытности и дичайшего голода.

Такая эмоция, которую я бы причислила к отдельной группе, кажется именно она толкала людей переводить ссоры и почти драки в горизонтальное положение. Она превращала секс в жёсткий, болезненный трах с яркими оргазмами и измученными, искусанными телами.

Я как заворожённая следила за магической игрой сознания Климова, не в силах оторваться. Она… точно медленный яд меня заражала, путая в своих сетях. Это было фантастически красиво и волнительно.

Я любовалась нереальным фейерверком подрагивающих клубков и сетей\ветвей из чувств и желаний Кира и не могла отвести глаз. В нём вот эта жёсткая эмоция, которая заставляла и моё сердце биться чаще и грубее, дыхание сбиваться, всё разрасталась и разрасталась, как сорная трава на сырой земле. Как плесень, как зараза, как нефть по водной глади.

Его топило и для остальных эмоций оставалось всё меньше и меньше места.

Кир сходил с ума и мне нужно было убегать.

Срочно! Сейчас же!

Но я приросла к полке. Меня держало моё-чужое тело и восхищение. Абсолютное, ведь не было ничего прекрасней, чем обнажённая душа искренне любящего и сгорающего от вожделения человека.

Как наркоман под грибами видит мультики на ковре, а я под “Киром” видела жуткую картину кайфанувшего импрессиониста, который был сильно и страстно влюблён…

И это знание, чувства, перекидывающиеся на меня, сносили рассудок напрочь.

— Мне страшно, Кир. Ты меня… пугаешь, — выдавила я, часто-часто моргая, от того как полыхало его нутро. — А я сама себя пугаю…

— Марь Иванна тебя дурью накачала, вот ты… — не договорил. Просто опять на меня как-то слишком облизывающе-восхищённо посмотрел.

— Не только. Скорее я трезветь начинаю, Кир. Потому и смотрю другими глазами.

В нём проснулось что-то нежное, трепетное. Новый комок эмоций заполонил разум, зажужжал, заворошил сносящее ему крышу чувство. Лицо смягчилось, разгладилось и Кирилл… ненавязчиво меня к себе за руку потянул.

— А мне что прикажешь? — с мукой хрипловато прошептал он, остановив меня так близко от себя, что жар его тела меня похлеще парилки обжигал. Спасаясь от бесстыдного падения на Кира, руками в полку упиралась, оставляя его корпус между… под собой. А наши лица напротив друг друга были — мы почти соприкасались носами.